Дарья Иорданская - Во имя Абартона

Оказавшись в тени плакучих ив шагах в десяти от ярко освещенной дороги, Мэб застыла, обеими руками сжав ручку саквояжа и уставившись на озеро.

— Что-то не так, верно? — она зябко повела плечами. — Я что-то испортила во время вчерашнего ритуала…

Сильный порыв холодного сырого воздуха с озера, пахнущий тиной и рыбой, заставил ее пошатнуться. Реджинальд после недолгих колебаний — будет сопротивляться, и черт с ней! — снял пиджак и набросил женщина на плечи. И стиснул ее плечи, не давая дернуться, отстраниться, проявить, скажем, гордость — или что там еще помешает принять заботу?

— Мы даже не уверены, что в этом ритуале есть реальная польза, леди Мэб. Не забивайте себе голову.

Мэб его слова не убедили, но она все же отвернулась от озера и медленно пошла вдоль берега. Десяток шагов, взобраться на небольшой пригорок, и они оказались на неширокой аллее, с двух сторон засаженной жасмином и акацией. Кустарники собирались вот-вот расцвести, были уже усыпаны бутонами белого и бледно-желтого цвета. Среди ветвей тут и там искрились магические фонари, повешенные давным давно — еще на зимних праздниках. Они почти выдохлись, утратили яркость, и казались теперь далекими звездами. Когда они совсем исчезнут, придет время живых светлячков.

Дорога была хорошо утоптанной, каждый день ею пользовались сотни студентов и преподавателей, однако Мэб все же ухитрилась споткнуться — о камень, или о корягу. Она выругалась где-то совсем рядом, в сумраке — темный силуэт, и Реджинальд подошел.

— Обопритесь на меня.

— Не нужно, — резко ответила Мэб и пошла быстрее, торопясь миновать темный собор, массивную громаду Главного корпуса, весь студенческий городок.

Вся дорога до коттеджного поселка заняла минут сорок, и все это время Мэб Дерован столько усилий прилагала, чтобы сделать вид, что они не вместе, что в конце концов Реджинальд отстал, позволил ей идти одной. Вот она скрылась за живой изгородью, окружающей поселок, он выждал еще пару минут и также шагнул следом. Здесь было привычное яркое освещение, и ночь больше не казалась зловещей, даже когда фонари мигнули и погасли. Всего лишь — полночь, их тушат в это время, чтобы свет не мешал спать честным гражданам.

Потребовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли к ночному сумраку, разгоняемому только слабым светом звезд и легкой россыпью сигнальных огней, пущенных по кампусу комендантом. Они покружились немного, узнали Реджинальда и полетели дальше. Скрипнула калитка, которую Реджинальд уже давно обещал себе смазать. Застучали каблучки по каменной дорожке. Вспыхнул упредительно фонарь, осветив лужайку, цветы, крыльцо. Мэб обернулась.

— Спасибо за пиджак, — сказала она, впервые за долгое время сменив тон.

Реджинальд подошел, чтобы забрать его, и замер. Тишина стояла совершенная, нарушаемая только стуком сердца, и еще — еле слышным зудом, словно гудением комара.

— Подождите, леди Мэб!

Оставив свой багаж у крыльца, Реджинальд взбежал по лестнице и несколькими скупыми пассами активировал защитный контур. Он переливался перламутром, в одном только месте — возле замочной скважины — разбрасывая алые искры.

— Вы поставили на наш дом защитное заклинание? — насмешка в голосе Мэб была такой чудесной, естественной человеческой реакцией, что не обидела, а скорее согрела.

— Да, — кивнул Реджинальд. — Там подготавливаются к работе амулеты, их нельзя оставлять без защиты. И не зря я это сделал. Взгляните.

Мэб подошла и тоже склонилась над замочной скважиной, их лица оказались совсем рядом. Запах цветов, древесной смолы и лекарств смешался с ароматами ночного сада, вскружив голову. Всего-то и надо, что чуть шевельнуться, чтобы губы их соприкоснулись. Отчаянно хотелось узнать, какова она на вкус? Чего больше, цветов или смол на этих губах?

— Топорно сработано, — проворчала Мэб. — Чем они вообще пытались это взломать?

Реджинальд очнулся, хотя ему еще пришлось тряхнуть головой, приводя свои мысли и чувства в порядок.

— Значит, первокурсники.

— Устроить им что-ли зачет по истории второй войны за Оверни? — задумчиво проговорила Мэб, рассматривая замок и слегка поврежденное заклинание. Паника и горечь ушли из ее тона, что Реджинальда порадовало.

— Кому? Мы же не знаем, кто пытался вломиться.

— Всем, — отрезала Мэб. — Вы же не думаете, что история войн за Оверни может быть для кого-то лишней?

— Честное слово, леди Мэб, я плохо помню эти события, — со смехом повинился Реджинальд, снимая заклинание.

— Это вы зря, — хмыкнула Мэб, окончательно становясь самой собой. — Вам я тоже устрою зачет по первому курсу.

Мэб Дерован в путах и цепях оказалась и вполовину не такой привлекательной картиной, как она же в профессорской мантии на голое тело, с учительской указкой, которую поглаживают тонкие белые пальцы. Реджинальд сглотнул. Не сразу он понял, что Мэб говорит что-то и, кажется, уже не первый раз.

— Доброй ночи, профессор Эншо!

— А! Да, доброй ночи, профессор Дерован.

Мэб покачала головой.

— Нам нужно разобраться со всем, пока мы окончательно не сошли с ума, Реджинальд.

Реджинальд проводил ее, поднимающуюся по лестнице, взглядом. Он не был уверен, что это конкретное сумасшествие можно прекратить. Он вообще уже не был уверен, что в его личном наваждении виновато зелье.

Всю ночь Мэб снилось что-то странное, эротическое пополам с кошмарным. В памяти подробностей не осталось, помнилось лишь ощущение вязкой патоки, в которой она тонула. Казалось, на коже остались следы, и машинально Мэб языком тронула запястье и очень удивилась в первое мгновение, ощутив не сладость, а соль. Ночь была душной, жаркой, она вспотела, сорочка прилипла к телу и, должно быть, в этом было все дело. Мэб поднялась с постели, стянула сорочку, швырнула в корзину для белья, почти переполненную — нужно вызвать прачку — и подошла к зеркалу. Бледна, измождена, измучена. И синяки по всему телу, мало привлекательные на вид, оставленные чужими жадными пальцами. Краска прилила к щекам, когда Мэб, бросил взгляд на исцарапанные колени, вспомнила вчерашнее свое поведение. Что это было? Нет ничего дурного и неестественного в том, чтобы самой проявлять инициативу, но — вчера она практически изнасиловала Реджинальда Эншо в купе поезда.

Можно ли изнасиловать того, кто находится под действием зелья страсти? Ну а почему нет? — сама себе ответила Мэб. Согласие ведь дает не человек, за него говорят чары.

И как теперь смотреть Реджинальду в глаза?

Было бы проще, если бы все между ними оставалось по-прежнему, но Мэб по ряду причин не могла больше смотреть на него, как на назойливого, раздражающего, ректором навязанного соседа и компаньона. С ним было интересно. И легко. И, находясь рядом, Мэб невольно заражалась спокойной уверенностью Эншо, начинало казаться, что ситуацию можно легко исправить. Эта уверенность была ценна, Мэб вовсе не хотела ее лишаться.