Чайна Мьевилль - Город и город [litres]

Нэнси заметила, что я смотрю на нее.

– Они не существовали, – заверила она меня. – Теперь это уже общепризнанно. По крайней мере, так считает большинство из нас. Это, – она указала на яму, – не смесь, а остатки материальной культуры. Просто мы не можем в ней разобраться. Нам пришлось переучиваться – мы уже не пытаемся обнаружить последовательность, а просто смотрим.

Предметы, которые должны отделяться друг от друга эпохами, находились вместе. В хрониках местных народов нет ни одного четкого описания тех, кто жил здесь до Раскола. Есть только самые скудные, обольстительно туманные отсылки, упоминания о необычных мужчинах и женщинах, ведьмах и колдунах из сказки, чьи заклинания портили выброшенные ими вещи. От них остались астролябии, которые не опозорили бы ни Аз-Заркали, ни средневековых мастеров, глиняные горшки, каменные топоры, возможно сделанные моим плосколобым много-раз-пра-прадедушкой, шестерни, отлитые хитрым способом игрушки-насекомые, и развалины жилищ, которые стали фундаментом для Уль-Комы и, иногда, Бешеля.

– Это старший детектив Датт из милиции и инспектор Борлу из полиции , – сказала Нэнси студентам, сидевшим в яме. – Инспектор Борлу участвует в расследовании… того, что случилось с Махалией.

Кто-то ахнул. Датт вычеркивал имена, а я следовал его примеру, когда студенты, один за другим, приходили поговорить с нами в комнату отдыха. Их всех уже допросили раньше, но сейчас они были кроткими, словно ягнята, и отвечали на вопросы, от которых, наверное, их уже тошнило.

– Я обрадовалась, узнав, что вы здесь из-за Махалии, – сказала женщина-гот. Ее звали Ребекка Смит-Дэвис, она была первокурсницей и занималась реконструкцией горшков. Рассказывая о своей погибшей и пропавшей подруге, она заливалась слезами. – Это звучит ужасно, но я подумала, что вы нашли Иоланду и что произошло что-то ужасное… Ну, вы понимаете, что ее…

– Мы даже не уверены в том, что Родригес пропала, – сказал Датт.

– Это вы так говорите. Но, понимаете, после случая с Махалией и всего прочего… – Она покачала головой. – Они обе были повернуты на странных темах.

– Орсини? – спросил я.

– Ага. И на другом тоже, но в том числе на Орсини. Правда, Иоланда увлекалась им больше, чем Махалия. По слухам, раньше Махалия была без ума от него, а теперь, похоже, не очень.

Студенты гуляли допоздна, и поэтому у нескольких из них – в отличие от преподавателей – в ночь смерти Махалии было алиби. В какой-то момент Датт, похоже, решил, что Иоланду можно официально считать пропавшей; после этого его вопросы стали более конкретными и он стал дольше делать пометки в блокноте. Большой пользы нам это не принесло. Никто точно не знал, когда они в последний раз ее видели, – все говорили только то, что она не появлялась уже несколько дней.

– Вы знаете хоть что-нибудь о том, что могло произойти с Махалией? – спрашивал Датт у студентов.

«Нет», – отвечали все.

– Я не увлекаюсь теорией заговоров, – сказал один парнишка. – То, что произошло… невероятно ужасно. Но, знаете, мысль о том, что существует какая-то великая тайна… – Он покачал головой и вздохнул. – Махалия была… Она могла злить людей… И все произошло так потому, что она пошла не в ту часть Уль-Комы не с тем человеком.

Датт продолжал делать пометки.

– Нет, – сказала какая-то девушка. – Ее никто не знал. Тебе могло показаться, что ты ее знаешь, но потом становилось ясно, что у нее куча разных тайн, о которых ты понятия не имеешь. Кажется, я немного боялась ее. Она мне нравилась, но она была какой-то слишком увлеченной. И умной. Возможно, она с кем-то встречалась, с каким-нибудь местным психом… Она увлекалась разной жутью. Я всегда видела ее в библиотеке… у нас есть, типа, абонементы университетской библиотеки… и она постоянно делала пометки в своих книгах. – Она изобразила, будто пишет что-то мелким почерком, и покачала головой, призывая нас согласиться с тем, как это странно.

– Разной жутью?

– Ну, вы понимаете, так говорили.

– Она кого-то задолбала, йоу. – Эта молодая женщина говорила громко и быстро. – Одного из психов. Слышали про ее первый приезд в города? В Бешель? Она там чуть не подралась. Типа с учеными и типа с политиками . На конференции по археологии . А это непросто. Удивительно, что ее вообще куда-то снова пустили.

– Орсини.

– Орсини? – спросил Датт.

– Ага.

Последним пришел худой и строгий юноша в грязной футболке, на которой, похоже, был изображен персонаж из детского телешоу. Юношу звали Роберт. Он скорбно смотрел на нас и отчаянно мигал. Иллитанский у него был не очень.

– Не возражаете, если я поговорю с ним по-английски? – спросил я у Датта.

– Нет, конечно, – ответил он. В комнату заглянул какой-то человек и посмотрел на нас. – Валяйте, я вернусь через минуту. – Датт вышел и закрыл за собой дверь.

– Кто это? – спросил я юношу.

– Доктор Уль-Хуан, – ответил он. Второй из улькомских ученых, которые работали на раскопках. – Вы найдете того, кто это сделал?

Возможно, я бы наговорил ему обычных бессмысленных и успокаивающих фраз, заверил бы его, что мы найдем преступника, но мне показалось, что он слишком раздавлен горем. Юноша уставился на меня и закусил губу.

– Прошу вас, – сказал он.

– Почему вы заговорили про Орсини? – сказал я наконец.

– Ну… – он покачал головой. – Не знаю. Я просто все думаю об этом, понимаете? Это заставляет нервничать. Да, я понимаю, что это глупо. Но Махалия раньше погружалась в эту тему с головой, а Иоланда стала увлекаться ею все больше и больше – мы пинали ее за это, понимаете? – а потом они обе исчезли… – Он опустил взгляд и закрыл глаза ладонью, словно у него не было сил моргать. – Это я позвонил насчет Иоланды. Когда я не смог ее найти. Я не знаю… Поневоле задумаешься. – На этом слова у него закончились.

– Мы добыли материал, – сказал Датт, показывая мне путь по мостикам между офисами, которые вели за пределы Бол-Йе-ана. Он посмотрел на тонну своих пометок, отсортировал визитки и телефонные номера на клочках бумаги. – Пока не знаю какие, но материалы у нас есть. Возможно. Твою мать.

– Что-нибудь от Уль-Хуана? – спросил я.

– Что? Нет. – Он бросил взгляд на меня. – Он подтвердил большую часть того, что сказала Нэнси.

– Знаете, что интересно в том, чего мы не нашли?

– А? Я не въехал, – сказал Датт. – Нет, Борлу, я серьезно – вы о чем? – спросил он, когда мы подошли к воротам.

– Тут молодежь из Канады, так?..

– В основном. Один немец, один янки.

– Значит, все англо-евро-американцы. Не будем обманывать себя – да, возможно, нам это покажется невежливым, но мы оба знаем, чем больше всего увлечены те, кто приехал в Бешель и Уль-Кому из-за рубежа. Вы обратили внимание на то, о чем не упоминал ни один из них – в любом контексте, словно это не имеет никакого отношения к делу?