Коллектив авторов - Новые марсианские хроники

— Дай сюда!

Когда он схватил превращатель, белая вспышка пронзила его мозг, и он вдруг вспомнил многое из того, что знал раньше. Потрясённый, он отдёрнул руку, а когда пришёл в себя, то увидел, что друг смотрит на него с недоумением и некоторым раздражением.

— Ты какой-то совсем дёрганый стал. В чём дело? Я всё равно не поверю, что ты сам веришь во всю эту чушь, но должно же быть какое-то разумное объяснение.

— Оно… есть.

Но объяснения не было. Как объяснить знание, внезапно нахлынувшее на него, далеко за пределами любых мыслей и слов, как океанский прибой, как дерево, раскинувшее ветви в безмолвном приветствии смерти, как нечто большее, с бесконечной нежностью принимающее в себя мириады живых существ? Он знал, но ему не хватало сил выразить это знание в простых и понятных словах.

— В общем, я поверну диск, а ты держи меня, если я вылечу в форточку.

— Не надо, Паша,— с тихим отчаянием сказал он. Странное оцепенение не покидало его, но он продолжал говорить, преодолевая немоту: — Кажется, я кое-что знаю. Нужно время, чтобы освоиться… Каждый раз, когда ты проходишь очередное деление, ты становишься ближе… но только если сможешь собрать себя по кусочкам. Иначе пропадёшь, умрёшь, и тебя больше не будет.

— Ну что же, если ты освоился на первом этапе, я попробую начать со второго. Это разумная предосторожность, не так ли?

— Подожди,— на этот раз говорить было легче; голова прояснилась и мысли начали обретать более или менее связный вид. Если бы только не эти странные переходы от веселья к отчаянию! — Понимаешь, эта штука не предназначена для экспериментов. Я попробовал один раз и дорого заплатил за это. Она вообще не для таких, как мы с тобой. Меня, наверное, спасло только то, что я очень люблю самого себя… Нет, «люблю» не совсем то слово — скорее я очень привязан к себе, иначе не смог бы собраться здесь, в этом месте. Если ты готов, то можешь пройти, но если нет, тебя разнесёт на атомы, и никакая сила уже не соберёт обратно.

— А как нужно готовиться?

— В том-то и дело, что не знаю. Иногда кажется, что знаю, но от этого становится так страшно, что лучше не думать. Если узнаю — уже точно никогда не буду таким, как прежде.

Гость снова покачал головой. Он выглядел так самодовольно в своём невежестве, что хотелось дать ему хорошего пинка… если только это могло что-то изменить. Было ясно, что его одолевает любопытство, за которым угадывались смутное беспокойство и слабые ростки страха. Всё это было таким человеческим — впрочем, каким ещё оно могло быть? Или само мышление уже изменилось? Нет, всё дело в том, что нужно считать человеческим. Он с запоздалым сожалением понял, что и в нём самом, и почти во всех остальных человеческое начало скрыто, погребено под чуждыми наслоениями, подобными многолетним отложениям шлаков в кишечнике.

— Всё это очень интересно, но, с твоего позволения, я всё же хочу попробовать. Хочется самому узнать, бывают ли чудеса в этом мире. (Снисходительность, бравада и попытка отделаться от собственного беспокойства.) Я читал о подобных вещах у разных авторов, хотя там не упоминалось о специальных устройствах. (Личная осведомлённость и логическое мышление.) Так что не расстраивай меня. (Лицемерие и скрытый комплимент в свой адрес.)

— Как хочешь,— тихо сказал он.— Но если ты не вернёшься, знай, что я последую за тобой… рано или поздно.

— Спасибо. (Искренность? Да, он действительно тронут до глубины души.) Тогда до встречи где угодно, хотя бы на Марсе!

— До встречи,— друзья обменялись рукопожатием. Потом он сел и стал смотреть, что будет дальше.

«Чудес не бывает». Щелчок. «Жизнь и смерть — вот чудо из чудес». Ещё щелчок. «Были они смуглые и золотоглазые» — почему это сейчас пришло ему на ум? Он успел лишь заметить, как чудовищно исказилось лицо его друга, когда невидимая рука приподняла человека и швырнула в ничто. Потом он, кажется, выпил сразу стакан водки и посидел немного, глядя на диски превращателя, пока они с лёгким щелчком не вернулись на место. Но никто не появился. На следующее утро он поехал на дачу и спрятал превращатель в кустах живой изгороди на заднем дворе. Он сделал это, потому что должен был поступить именно так, а не иначе.

Он остановился посреди виол и арф сосновой рощи, с наслаждением вдыхая смолистый аромат. Туман уже поднялся, и за полем на востоке алела тонкая полоска зари. Как прекрасна жизнь! Стоило закрыть глаза, и перед мысленным взором возникало бессмысленное мельтешение калейдоскопических узоров. Он открыл глаза. Откровение накатывало на него волнами, то заставляя напрягаться в экстатическом восторге, то оставляя измученным и обессиленным. Он почти физически ощущал, как фрагменты, составляющие неповторимый узор его личности, разлетаются снова и собираются в немыслимых сочетаниях. Возможно, он уже не был человеком, и в то же время чувствовал себя человеком в большей степени, чем когда-либо раньше.

Пора. Он достал превращатель и передвинул диск на два деления вперёд.

Воздуха не было. В небе, утыканном иглами звёзд, не смягчённых атмосферной рефракцией, царила великая и ритмичная неизменность. «Я на Марсе»,— подумал он и вдруг с необыкновенной остротой ощутил это. Сродни первому осознанному ощущению собственного бытия чувство пронзило его сопричастностью к тайне. Он медленно обвёл взглядом окрестности, страстно желая запомнить каждый валун, каждую бороздку, чтобы потом рассказать об этом, даже если будет некому слушать. Перспектива странно искажалась, и скалистая гряда на заднем плане то отдалялась, превращаясь в зубчатый силуэт горного хребта, то подступала к самым глазам и оказывалась россыпью камешков на небольшом уступе впереди.

Он немного отступил назад и постарался сфокусировать взгляд, хотя и не понимал, как ему удалось сделать и то, и другое. Слабый блеск внизу привлёк его внимание. Он посмотрел туда и увидел переплетение серебристых нитей, похожих на паутину, но переливчатых и хаотично спутанных друг с другом. Ветер рвал и уносил их прочь, как обрывки его воспоминаний, и это был тот ветер, который несёт каждую человеческую жизнь и любую жизнь во Вселенной, даже самую далёкую от человеческой. И тогда он, наконец, понял, зачем оказался на Марсе, но было уже слишком поздно. Слишком поздно что-то понимать.

«…Тела великолепно сохранились в мумифицированном состоянии. У человека [см. описание и заключения экспертов в приложении 1] в кармане пиджака обнаружено водительское удостоверение на имя Синельникова П. А., набор ключей и бумажник с купюрами и документами, позволяющими датировать его присутствие на Земле с точностью до 1—2 лет. Инопланетянин имеет чётко выраженные гуманоидные черты, обусловленные сходным строением черепа. Опорно-двигательный аппарат, нервная система и пищеварительный тракт практически аналогичны человеческим, за некоторыми исключениями [см. приложение 2]. Кожа имеет голубоватый цвет благодаря уникальной системе фотосинтеза с использованием неизвестного пигмента, преобразующего лучистую энергию в молекулярный кислород, который затем поступает в кровеносную систему через подкожные мембраны и капилляры. При этом у гуманоида имеются атрофированные лёгкие, а внешние респираторные органы, затянутые мембранами, поразительно похожи на человеческие.