Коллектив авторов - Новые марсианские хроники

— И всех, кого «убивают», отправляют на Марс! — догадался я.

«Командир» покачал головой:

— Всей Солнечной системы не хватило бы. Слава Богу, отправляют не всех, а только разность. Например, в определённый период с одной стороны погибло три миллиона двести человек, а с другой — три миллиона сто восемьдесят. Вот эти двадцать человек разницы и изымаются. Из обращения. И тут они работают в пользу противника.

— Ужас какой-то,— сказал Чуч.

— Это не ужас. Ужас был, когда их изымали, но никуда не отправляли, а просто убивали. Так было лет двадцать назад, ещё до колонизации Марса.

— Как выбирают, кого из «погибших» отправить? — спросил Пилецкий.

— Имена всех виртуально погибших известны. Но это сотни тысяч, а то и миллионы. Вычисляют разницу, а потом конкретные имена получают с помощью жребия. Точнее, методом случайных чисел.

— Как вы узнали, что вы… погибли? — спросил я.

— Вы военнообязанный?

— Да.

— Я тоже. Меня призвали. А о том, что я убит, я узнал уже на Марсе.

— Дикость какая-то,— потряс головой Чуч.

— Война — всегда дикость,— возразил командир.— Сейчас человечество пришло к самой, пожалуй, гуманной её разновидности.

— Колония международная? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Боб.

— Да, она делится на двенадцать губерний.

— Если вы сами говорите, что нынешняя война — самая гуманная, чего же вы тогда хотите? — спросил Пиоттух-Пилецкий.— Дезертировать из мертвецов?

— Это было бы неплохо,— сказал командир,— но сейчас — неактуально. Мы хотим, чтобы эта информация была открытой. Нельзя превращать людей в стадо, из которого на убой берут по жребию. А если уж это неизбежно, то человек должен хотя бы знать о такой возможности. Мы имеем сведения, что уже несколько лет жребий проходит нечестно, и случаи, когда правительство устанавливает бронь задним числом — в порядке вещей.

Меня осенило:

— А почему вы не торгуетесь? Поставьте условие, чтобы вас отправили с нами, дайте подписку о неразглашении…

Командир покачал головой:

— Во-первых, я просто не могу так поступить. Мятеж готовили сотни людей, я не могу их предать. Пусть лучше улетите вы, а с вами правда, чем мы с завязанными ртами. Во-вторых, живыми нас с Марса не отпустят всё равно, скорее перебьют вместе с вами, вы же слышали… Да я не уверен, если честно, что и вас-то отпустят.

— Отпустят,— возразил бородатый.— Если бы они хотели…

Но тут снова ожил коммуникатор:

— Что решили? — спросил губернатор.— У вас осталась одна минута.

— Сдаёмся! — крикнул «командир» и взглянул на бородатого: — Ты не передумал?

Тот покачал головой.

— Тогда отойдём. Стреляем на счёт «три». Режим поражения максимальный. Пока, ребята,— кивнул он нам, а «роже со шрамом» сказал: — Если получится, передай привет нашим. Сейчас посчитаешь нам.

— А может…— начал, было, я, но «командир» перебил:

— Не надо нас жалеть. Мы уже давно умерли.

Взяв по бластеру, они с бородатым отошли от нас на несколько шагов и встали друг против друга, прижавшись спинами к стенам тоннеля.

— Давай, считай,— скомандовал «командир».

— Раз.

Щёлкнули предохранители.

— Два.

Они направили стволы друг на друга.

— Три!

Короткая вспышка, звук, словно пламя вырвалось из огромной газовой горелки, и два обугленных тела повалились на пол.

— Что у вас там происходит?! — раздался встревоженный голос губернатора.— Мы вскрываем дверь!

— Валяйте! — отозвалась рожа со шрамом.

⁂

Потом был приём у губернатора русского сектора генерала Потехина, извинения за беспорядки и возмещение нам стоимости сломанных инструментов. Потом мы дали подписку о неразглашении по форме 001.

Нам сообщили, что погибшие повстанцы будут похоронены с почестями, как солдаты, убитые в бою. Нам сказали также, что, оказывается, «чекист» Смирнов был приставлен к нам, охранять наши жизни, и он с честью справился со своей задачей. Его тело будет отправлено на Землю, несмотря на дороговизну. Правда, Пила дал довольно циничное объяснение такой расточительности: «Его живого ведь должны были на Землю доставить. Так что — уплочено».

…Зальник мы всё-таки выпустили, только называется он «Live on the Moon», без Марса. Мне он не очень нравится, вялый какой-то и камерный. Но расходился он неожиданно хорошо, и, говорят, ряды наших поклонников пополнились любителями самодеятельной «костровой» песни. Что-то они в этом альбоме своё услышали.

А вот про наше пребывание на Марсе нигде никаких материалов не было. Вообще. Так что весь рекламный эффект, на который рассчитывал Ворона, пошёл насмарку. Я спросил его:

— Аркаша, а что, о Марсе совсем писать не будут?

Он наморщил лоб и переспросил:

— О Ма‑марсе? — Он у нас заикается, когда волнуется.— О каком Ма‑ма‑марсе?

Похоже, нет такой планеты в Солнечной системе.

Так что остались мне на память об этом полете, как единственный его результат, только длинные курчавые волосы на заднице. Оказывается, у всех космонавтов такие отрастают, так как в невесомости люди не сидят, не лежат и не травмируют тем самым луковицы волос.

…Иногда меня мучает мысль о том, что мы «не оправдали…», не стали борцами за справедливость и не пытаемся рассказать всем и каждому правду. Но я не представляю, как бы мы это сделали. Подписанные нами бумаги выглядели весьма недвусмысленно, и если бы я, например, выступил с публичным разоблачением, то меня просто-напросто засудили бы за разглашение государственной тайны на абсолютно законном основании. И по закону военного времени я однозначно схлопотал бы «вышку».

Правда, когда меня особенно прихватывает, я вспоминаю фразу «командира»: «Не надо нас жалеть. Мы уже давно умерли». И мне становится легче. В конце концов, они сделали свою игру и проиграли. Нам же они назначили роль бессловесных пешек, и мы её с успехом исполняем.

Но как-то, за бутылочкой, я всё-таки не удержался и рассказал обо всём этом Петруччио. Как ни странно, его больше всего зацепило, что обломок алмазного купола упал на то место, где должен был сидеть он.

— Опять я вытянул верную карту,— сказал он удручённо, почёсывая за ухом кота Филимона Второго.— Выходит, зря я надеялся, что утратил эту способность навсегда. Хорошо ещё, что я не знал этого вашего «чекиста» лично, а то бы совесть замучила.

А потом мы выпили ещё, и он предложил мне написать обо всём этом песню и даже название придумал: «Мертвецы на Марсе». Говорит:

— И разоблачим их всех к чёртовой матери!

Но я возразил:

— Никого мы не разоблачим. Никто даже и внимания не обратит, решат, что эти наши откровения — поэтический вымысел. Да и вообще, песни я хочу исполнять про живых и на Земле.

Потом мне ещё одна идея в голову пришла: связаться с Козлыблиным, да похимичить в той его «чумовой игрушке». Я говорю Петруччио: