Коллектив авторов - Новые марсианские хроники

— А что бы вы подумали, если бы приборы работали адекватно, а цветов по-прежнему не различали?

— Что у вас в городе свирепствует какая-то страшная болезнь,— Иван мельком улыбнулся,— затронувшая все население.— Подумав, добавил: — В моих глазах это объяснило бы вашу нелюбезность, как следствие болезни… Стоп,— его глаза округлились,— что значит — «приборы работали бы адекватно»?

— Дело вот в чём,— начал методист медленно, не притрагиваясь к кофе,— когда у нас идут дожди, самые обычные по виду и составу воды, самые обыкновенные при приборном их рассмотрении, предположим, с метеоспутников, у нас… В это нелегко поверить, но у нас исчезают… Дождями смываются все краски.

— Я жил тут недолго, всего несколько дней, и могу свидетельствовать своим честным профессионализмом, что они у вас тут, пожалуй, даже слегка более интенсивные, чем в других краях.

— Это происходит за несколько дней до периода дождей. Иногда всего лишь за несколько часов.

Теперь поразмыслить над услышанным решил Иван. Но ни к какому разумному пониманию этого разговора не пришёл.

— Вы перестаёте видеть цвета?

— Некоторое время они остаются, например, во внутренних помещениях домов, иногда до пары недель с момента первого дождя удерживаются на экранах мониторов. Зато потом всё равно… исчезают.

— Так не бывает,— твёрдо произнёс Иван.

— Так было всегда, едва у нас появились эти дожди. Едва котловина моря Удовольствий стала наполняться водой, едва круговорот воды стал принимать настоящие формы. У нас каждый год возникает этот феномен.

— Кто-нибудь его исследовал?

— Разумеется, и даже не одну сотню раз… Нет, пожалуй, если считать, сколько мы сами вбухали в эти исследования, можно говорить о тысячах таких попыток. И каждый раз — безуспешно.

— Послушайте,— Иван вдруг понял, что начинает волноваться.— Да послушайте же!.. Это очень важно, это неслыханно, это… Перевернёт всю экономику вашего городка! Представляете, если кому-то станет известно, что никаких метелей над перевалами зимой не существует… Вернее, они существует, но всё равно преодолимы даже в не слишком мощном флаере, какой использовал я.

— Дальше,— уронил Самсонов-Ларге.

— Да к вам бросятся все сколько-нибудь понимающие люди со всего Марса! И что там — с Марса, к вам начнут прилетать охотники за непонятным из всей системы, вы разбогатеете так, что сможете нанять самых лучших специалистов, сможете организовать, при желании, такие исследования, что чертям тошно станет!

— Вы полагаете?

— Не полагаю, а предлагаю вам объявить, что именно ваш городок является самым странным местом изученной Вселенной, и тогда… Да только за счёт торговли окрестными землями каждый из вас сделается миллионером.

Внезапно он умолк. Потом, вытянув шею, так что она едва не оторвалась от туловища, попробовал выглянуть в окно, как туда смотрел Самсонов-Ларге. И увидел — первые тучи, серовато-голубого ещё цвета. Но в них угадывалось стремление стать серыми, и когда это произойдёт, на эти холмы, на; город и на крошечный кусочек моря у берега прольётся первый в эту зиму дождь.

— Я понял,— с виноватой интонацией проговорил Иван.— Вы боитесь, что именно так всё и случится.

— Да,— коротко согласился методист.

— Возможно, потому что вы все тут старорусские, впрочем, как и я, поэтому… Да, в этом всё дело.

— Возможно,— кивнул Самсонов-Ларге.

— Вы не хотите, чтобы здесь болтались бесчисленные толпы туристов, чтобы окрестные холмы украсили особняки и стилизованные под земное средневековье замки, чтобы сюда каждый сезон прибывали сотни тысяч не очень понимающих людей…

— Потому что тогда среди них может оказаться один, всего лишь один… Который не увидит того, что видим мы. И тогда дожди могут не вернуться. Или не вернётся то, что они с собой приносят.

— Это настолько…— Иван проглотил внезапно возникший в горле комок, он вдруг испугался.— Чудесно?

— Это то, без чего ни один из нас уже не может жить,— спокойно сказал методист.— Вы — фотограф, вы поймёте, когда увидите.

— Я уже видел на фотографии… Очень красиво,— отозвался Иван.— Хотя я не понимаю, почему её поместили перед парикмахерской.

— Она стоит там просто так, но когда в городе много туристов, а для нас уже сотня человек — много, приходится её снимать. Понимаешь,— методист не заметил, как перешёл на «ты»,— вдруг кто-нибудь догадается?

— Об этом невозможно догадаться… И всё-таки,— Иван стал решительным, как ледокол, когда он врезается в особенно крупное ледяное поле,— когда придут дожди, я буду снимать.

— Пока мы не поймём, что это ничего не испортит, мы вполне можем арестовать твою аппаратуру,— как оказалось за соседним столом сидел пресловутый рейнджер.

Самсонов-Ларге поморщился.

— И что потом? Ты застрелишь его или пришьёшь дело, которое потянет на пожизненный срок? Всё равно не существует такого заключения, при котором ему запретили бы разговаривать с юристами.

— И всё-таки я…— рейнджер был упрям не меньше, чем фотограф.

— Ты можешь остаться в городе,— повернулся Самсонов-Ларге к Ивану,— можешь даже фотографировать. Такая красота не должна оставаться незапечатлённой. Но обещай мне, как бы ты обещал всему городу, что не опубликуешь ни одной фотографии, даже кусочка её не используешь… по крайней мере пока мы не поймём, как и почему наши дожди смывают все краски.

— Сфоткать такую экзотику, определённо, единственное место во Вселенной… Нет, это можно было бы объяснить тем, что все русские привыкли к своим зимам, когда мир чёрно-белый или серый, возможно, даже небо серое… А может, это из-за присутствия неведомого художника, мастер какого-то неведомого нам искусства, выходец из прежней расы…— бормотал себе под нос Иван.

— Вот если выяснится, что присутствие туристов не приносит вреда дождям, тогда, возможно, мы введём на них квоты.

Но Иван уже ни о чём не думал, тем более вслух. Потому что… голубая гимнастёрка этого чересчур крутого коротышки неожиданно стала выцветать на глазах. И свет лампы над барной стойкой медленно, но необратимо становился не таким, как обычно, не жёлто-розовым, а жемчужным. Даже краснота марсианского солнца неуловимо менялась, превращаясь в серебро.

И лица людей тоже неуловимо менялись. Отпечаток прожитых лет остался на них, но они становились яснее и дисциплинированнее, строже и… мудрее. Глядя на них, Иван понял, почему они боялись, что слишком большое количество людей может все разрушить.

Это было чудо, едва зарождающееся, но уже обещающее нечто необыкновенное, даже по марсианским меркам замечательное, поразительное, небывалое. Вернее, конечно, небывалое нигде во Вселенной, кроме… крохотного старорусского городка у марсианского черта на рогах, точнее, на самом берегу терраформированного моря.