Роман Афанасьев - Проклятие Оркнейского Левиафана [СИ]

— Ну, — Маккензи обернулся и снова взглянул на вокзал. — Это, конечно, тоже важно, но…

— Никаких но, — отрезал Никлас. — Из нас только вы способны это сделать. Вот и делайте. А я способен тайком подобраться к лагерю. И я буду делать это. Каждый займется своим делом, идет?

Ученый смерил взглядом протянутую охотником руку, потом медленно, с достоинством, ее пожал.

— Идет, — откликнулся он. — Но будьте осторожны, Ник, ради всего святого. Без вас мы точно пропадем.

— Буду, — откликнулся тот, поднимаясь на ноги. — А теперь идите прямо к вокзалу. Скажите первому же служащему, что заблудились и упали. Почистите платье и отправляйтесь в студенческий городок. Никуда не ходите, ни на что не отвлекайтесь, сохраняйте скрытность. Помните, о том, что я сказал — нас ищут. Ждите меня там. Я быстро осмотрю лагерь, вернусь в город, заберу кое‑что из дома и присоединюсь к вам.

— Хорошо, хорошо, — воскликнул Том. — Я все понял. Подождите, Ник, одну минуту! Вы сказали, что пойдете в город?

— Да, — отозвался охотник, собиравшийся спускаться с холма. — Я буду очень аккуратен. Поверьте, никто меня не узнает. Вам так рисковать не нужно.

— А вы не могли бы заглянуть на мою квартиру и прихватить кое‑что и для меня? — спросил Томас. — Я знаю, это может быть опасно, но мне тоже нужны некоторые вещи.

— Уж лучше я, чем вы, — Никлас нахмурился. — Сделаю. Что вам нужно?

— Шкаф у кровати, — сказал Маккензи. — Там пачка бумаги и пара карандашей. Рядом — арифмометр для исчислений и справочник формул с синей обложкой. Чуть правее большая картонная коробка, в ней лежат синие кристаллы. Пожалуйста, захватите все это с собой!

— Ого, — отозвался охотник за головами. — Ну и аппетиты у вас, Томас. Хорошо. Я все возьму. Кристаллы можно пересыпать из коробки в карман? Они не опасны?

— Ничуть, — сказал Том. — Можно ссыпать их в карман, в мешок, куда угодно. А хозяевам можно сказать…

— Я найду, что им сказать, — отозвался Никлас. — Не беспокойтесь, Том. Ступайте, хватит торчать тут, на холме. Ждите меня в Братстве Блума.

Развернувшись, охотник заскользил вниз, к подножью холма, по направлению к военному лагерю. Маккензи покачал головой, развернулся, смерил взглядом грязную холмистую пустошь, раскинувшуюся перед ним, тяжело вздохнул и побрел к вокзалу.

Обратный путь к студенческому братству не принес Томасу никаких сюрпризов. Он пешком добрался до станции, обнаружив, что это вовсе не такой уж долгий путь, как ему казалось. Почистил платье в кабинете у любезного дежурного по станции, и отбыл обратно в Лонбург. У вокзала взял кэб — не первый попавшийся на глаза, как предупреждал Ник, а третий или даже четвертый — и отбыл к обычно многолюдной площади Виктории. Там он пересел в другой кэб и лишь потом отправился в студенческое поселения братства Блума.

Эмма, дожидавшаяся друзей на складе, накинулась на Тома с расспросами, и тот, опустившись на ближайший стул, поведал ей историю сегодняшних приключений. Девушка с волнением слушала ученого, то бледнее, то краснея, прикусывая, порой, нижнюю губу. Эмма так и не смирилась с тем, что друзья оставили ее дома, как обычную домохозяйку, но она не нашла в себе сил всерьез обидится на них.

После этого импровизированного допроса с пристрастием, Томас наскоро перекусил хлебом и сыром, и решительно взялся за дело. Он сгреб со стола на пол всю рухлядь, спрятал остатки еды, и водрузил в центр старый фонарь. Потом, не торопясь, разложил на столешнице все документы, имеющие отношение к проекту Левиафан, сел на старый скрипучий стул, и задумался. Окинув долгим взглядом бумажное поле битвы, Томас поджал губы, потом взял обрывок чистого листа, достал из кармана огрызок карандаша, захваченный из квартиры Никласа, и взялся за работу.

Эмма подтащила к столу разбитое старое кресло и села напротив Тома. Сначала она пыталась расспрашивать ученого о его работе, но Маккензи отвечал очень скупо, невпопад, а потом и вовсе перестал реагировать на вопросы. Тогда Эмма пересела ближе к Тому и, заглядывая ему через плечо, принялась следить за тем, как он заполняет чистые листы мелким убористым почерком.

Томас с головой ушел в работу и вскоре перестал замечать окружающий мир. Он погрузился в неизведанное поле догадок, теорий, и великолепных открытий — увы, чужих. Бумаги, найденные в доме Макгрегора, содержали мало информации. Те, что принесла Эмма, были намного интереснее. Фактически, они являлись ключом к обрывкам документов о проекте Левиафан, они позволяли связать воедино несколько совершенно безумных догадок. И все же, информации отчаянно не хватало. Там где должен был быть твердый мост из доказательств, Томас строил шаткие мостки предположений, а на месте монументальных подтверждений, возводил картонные декорации предположений. И все же, работа двигалась. Постепенно все кусочки мозаики нашли свое место, все концы были подобраны, все порванные нити связаны — пусть и грубыми узелочками, но все же — связаны.

Открывшаяся Тому картина заставила его похолодеть. С замирающим сердцем он лихорадочно перебирал бумаги, выхватывая из стопок те, что должны были опровергнуть его безумную теорию, но находил лишь новые подтверждения своим догадкам. Углубившись в расчеты, Маккензи был вынужден признать — его знаний не хватало для того, чтобы построить стройную, подтвержденную алгеброй картину чудовищного опыта. Но этих знаний хватало, чтобы понять, что происходит, и ужаснуться этому.

Эмма, затаив дыхание, следила за работой ученого. Заглядывая через его плечо, девушка сражалась с собственным любопытством. Она мало что понимала в записях Тома, и ей отчаянно хотелось попросить разъяснений, но Эмма боялась отвлекать своего нового друга от работы.

Когда на ее скромных часиках стрелки показали полночь, из темноты склада раздался тихий шорох. Эмма вскинула голову, смахнула с лица рыжий локон и с тревогой всмотрелась в темноту склада. Ее рука непроизвольно потянулась к тупому обломку столового ножа, предназначенного для резки сыра. Маккензи, погрузившийся с головой в царство цифр, ничего не заметил. И лишь когда из темноты на свет шагнула темная плечистая фигура, и Эмма шумно вздохнула, Том соизволил оторваться от расчетов и поднять голову.

— Ник! — воскликнул он. — Ты принес то, что я просил?

Охотник за головами укоризненно взглянул на друга, скинул с плеча матросскую торбу, распустил завязки на ее горлышке и запустил внутрь руку. Вытащив на свет свою добычу, Никлас разложил ее на свободном от бумаг краешке стола. Тут была и стопка писчей бумаги, и пара прекрасных новых карандашей, и логарифмическая линейка и даже маленький арифмометр. Последним из сумки появился туго набитый матерчатый мешочек — его Никлас кинул прямо в руки Томаса.