Елена Ершова - Ихтис

– Думай, что говоришь! Отступник!

Вслед за Мавреем принялись поднимать головы другие люди. Ползли на четвереньках, марая в грязи колени и локти. Не люди – скот. Что вложишь в их пустые головы – то и понесут в себе. Так кувшин несет воду, которая без долгого обновления тухнет, поэтому и разбить этот кувшин не жалко.

– Я-то отступник, – четко ответил Андрей. – А вы все дураки. Оглянитесь! – он широко обвел рукой вокруг себя, слова всплывали в нем, как рыбы со дна, и звучали уверенно и четко. – Где всходы, обещанные взойти за вашу веру? Где воскресший мальчик? А ваш мессия? – он пожал плечами и усмехнулся, сверху вниз глядя на растерянных людей. – Сбежал. Но разве хорош тот пастырь, который бросает своих овец? И тот пророк, который обещал, но не исполнил?

– Ушел, – всхлипнула женщина, утирая потное лицо подолом. – Батюшка броси-ил…

– Испугался наказания! – выкрикнул Андрей и ударил кулаком в ладонь. – Но тот, кто говорит ложь, не спасется и погибнет!

– А ты сам кто такой будешь? – прохрипел Маврей, наконец, поднимаясь на ноги.

Андрей вздохнул, поднял здоровый глаз к небу, второй, прикрытый, так и остался смотреть в пустоту, но полностью ослепшим не был: время от времени Андрей видел туманные образы, похожие то на телефонный номер с подписью «Емцев», то на карманный блокнот в кожаном переплете, разрисованный карандашом. Казалось, что Андрей смотрит кино с функцией «картинка в картинке».

– Может, я новый пророк? – задумчиво ответил он. – Или новый мессия.

В толпе послышался смешок. Андрей моргнул, закрыв пустой глаз, усмехнулся тоже и рывком распахнул рубашку.

– Вот печать, оставленная на мне Словом! – он дотронулся пальцами до красноватых шрамов, похожих на извилистую корневую систему, сбегающую от шеи к животу. Малую его часть убрала Акулина, остальная скрывалась под рубашкой, поэтому осталась.

– Сегодня ночью я умер и воскрес! – продолжил Андрей, пытаясь перекричать ветер. А тот взбеленился, вовсю ломал верхушки осин и лиственниц, сгонял над деревней грозовые тучи. – Помните меня? Я приехал из города и видел, как старец Захарий воскресил утонувшего мальчика! И сам тоже просил исцеления, потому что не слышал, – Андрей постучал пальцем по уху, и худощавая женщина закивала головой, бубня под нос: «Так, так! Был просящий!». Люди оживились и превратились в слух. – Но говорю с вами теперь и понимаю каждого! А все потому, что Слово, – он произнес это с придыханием, – излечило меня! Услышал Бога, который сказал мне: Иди и открой глаза заблудшим душам! Ибо сбил их с пути истинного лжепророк, чье имя Сатана, а прозвище в миру – Степан Черных.

– Ах, Господи! – пискляво выдохнула бледная тетка и поцеловала подвеску. – А ведь я говорила!

– Что ты говорила! – прикрикнул на нее рябой мужик, поднимаясь на ноги и отряхивая колени. – Черных – правая рука Захария! У кого Слово, как не у него?

– И чем он доказал? – пролаял другой, с серым и невыразительным лицом. – Угрозами? Или, может, фокусами своими?

– А этот чем докажет? – огрызнулся рябой, указывая на Андрея.

Над лесом протянулась тонкая нить молнии, ветер рванул полы рубахи, сильнее обнажая ожоги.

– В меня попала молния! – прокричал Андрей. – Я умер, но Слово оживило меня!

Он развел руки и впился ногтями в ладони. Из раны снова потекла кровь, и кто-то из женщин ахнул:

– Господи, у него стигматы!

Люди заволновались, лихорадочно заблестели глаза. В едином порыве распрямились опущенные плечи, развернулись легкие, с губ покатились вздохи и возгласы:

– Боже!

– Правда…

– Ах!

– Слышал?

Волна катилась над землей, дрожал и ежился предгрозовой воздух, и это нравилось Андрею. В его руках сейчас были нити, а люди стали куклами, послушными его воле. Пока без Слова… но лучше бы отыскать его. И как можно скорее.

– Вот причина моего пробуждения и моего прихода к вам! – возвысил голос Андрей, обводя собравшихся покрасневшим глазом. – Господь сказал: иди, Андрей, и стань для заблудших новым пастырем! Но прежде направь Мой гнев на лжепророка, чтобы очистить души грешников и вернуть Слово!

– Какое наказание будет за ложь?! – вскричал брат Маврей и потряс кулаками.

– Огонь и червь! – отозвалась толпа. – Огонь и червь…

Люди сплотились, поднялись, потекли с холма. Андрей с мальчишеским восторгом глядел на свою новую паству, и это не шло ни в какое сравнение со школьными компаниями, в которых Андрей ходил лидером. Та жизнь закончилась вместе с детскими шалостями, самым страшным из которых был побег из дома или угнанный велосипед. Здесь ждала его настоящая власть и настоящие дела, увидев которые, содрогнулся бы и сам Степан Черных.

«Убивший дракона сам становится им», – дразнящий шепоток Павла на миг омрачил его торжество, но Андрей лишь сильнее вонзил ногти в рану и сильно-сильно зажмурил полуослепший глаз.

– Ты проиграл, слабак! – прошипел он. – Сгинь!

И следом за Краснопоясниками поспешил в Червонный кут.

Правая половина тела – та, которую задела молния, – слушалась с трудом. Поэтому доковылял до избы Степана Черных последним, и на подходе услышал окрики:

– Вон он! Держи! Убег, сука!

И засвистели по воздуху камни.

Нет никого страшнее фанатиков, разочаровавшихся в своем пастыре.

«Зачем тебе это?» – спросил Павел.

Правый глаз пульсировал, словно кто-то внутри головы методично и медленно поворачивал его крючками. Андрей приложил ладонь к лицу, нажал пальцами веко. Боль утихла и стала тянущей и едва различимой, но по-прежнему неприятной.

«Ты умер, – продолжил гнуть свою линию Павел, и шепот его окреп. – Тебя больше нет. Я едва не спятил, когда ударила молния, и придумал тебя…»

– Я есть! – сквозь зубы процедил Андрей, хромая к лесу, где скрылись преследователи. – И всегда был. Вспомни, как ты пытался пригласить Юльку на свиданку? Ты хотел ее, придурок, потел и мямлил, и внутренне так завидовал мне, который мог бы подойти, схватить ее за задницу и оттащить в ближайший подъезд! Признайся, завидовал?

Павел промолчал. Молния вспорола небо, и упругая ветка едва не хлестнула по щеке, Андрей поймал ее в воздухе и в раздражении переломил. Вдалеке кричали и бесновались люди, когда-то послушные овцы, а теперь волки с одним только желанием – растерзать бывшего вожака.

– Когда бабка таскала тебя по шарлатанам, – продолжил Андрей, – жалел, что выжил ты, а не я. Совсем немного, подсознательно, но ведь жалел! Что сделал бы я тогда? Послал бы старую каргу на хрен с ее заговорами и ясновидящими! Тогда бы и слух сохранился… Правда, – Андрей сощурился и несколько раз тряхнул головой, избавляясь от проклятого звона в ухе, – ты и так иногда представлял себя мной. И когда бабка звала тебя «Паша, Паша!», притворялся оглохшим.