Корин Холод - Стеклянное Рождество. Часть 1. Затянувшийся Сочельник [СИ]

«Расчувствовался, старый упырь. Хватит. У меня полно дел».

— Госпожа Шварц? — против собственного ожидания, голос звучал твёрдо и даже чуть расслабленно.

«Как будто не было приступа душевной боли, а за дверью не решается моя судьба».

— Лорд Бэрринг, — судя по тону, Анна была довольна. — Мой представитель в Большом Совете только что уведомил меня о вашем выступлении.

— И что вы можете сказать мне в этой связи?

«Только не переборщить с язвительностью. Либо она хочет позлорадствовать, либо…»

— Я лишь хотела выразить вам свою… — госпожа Шварц сделала паузу, — благодарность. Ждите Малого Совета, Лорд. Ждите и помолитесь, что ли? Вам должно помочь. Всех благ и удачи вам.

— Благодарю, — чуть растерянно произнёс Андрэ в короткие гудки.

«Будь это разговор с глазу на глаз, я бы понял, иронизирует она или нет. Но вот так, через полмира, мне не догадаться. И да, её не было на Большом Совете. Как я упустил? Значит, нечто держит её в России сильнее, чем общее голосование по одному из самых важных проектов Ночного Народа за последние сотни лет. Что именно?».

Размышления падре прервал шорох хорошо смазанной ручки двери. Сразу же вслед за этим голос Кира произнёс:

— Идите, Лорд Бэрринг. Принимайте свои почести. И готовьтесь.

— К Малому Совету? — против воли вырвалось у Андрэ. Кир вышел в малый приёмный зал и встал перед Бэррингом.

— Именно. От вас в течение месяца ждут программу по работе со всеми упомянутыми вами силами и народами. Кроме того… — Глава клана поморщился. — Если уж вы взяли на себя смелость предлагать такое в подобных выражениях, — он явно кого-то передразнивал, — именно вам надлежит разрешить проблему с происходящей в Нью-Йорке резнёй между Детьми Каина и Потомками Корвинуса.

— Но я…

— Ты теперь кандидат на место Голоса Совета, того, кто будет иметь право говорить от имени Кланов с Агентством и Охотниками, — ровным тоном прервал его Кир. — Причём не в рамках города, а в новых, гораздо б о льших. А если не справишься с ситуацией в Нью-Йорке, тебя принесут в жертву всему тому, против чего ты только что выступил. Иди, бывший птенец. Там тебя ждут запуганные тобой Главы Кланов. Ощути свою новую силу и готовься опять стать беспомощным, как котёнок. Потому что в Нью-Йорке я ничем не смогу тебе помочь. Равно как и на Малом Совете.

— В таком случае, — Андрэ встал и поклонился, — я благодарю тебя за всё… Кир.

— Не за что.

Лорд Андрэ Бэрринг вздёрнул подбородок и шагнул в двери Малого Совета.

«Я больше не подведу тебя, дочь. Ни за что».

— в которой раскрываются новые факты о, казалось бы, уже знакомых персонажах, а также упоминается польза цензурной ругани в кризисных ситуациях.

Где-то вне времени и пространства.

За белой завесой не было ни «чащи леса», ни «пустынного пляжа». Загадочная дверь Арсенала вела в тёмный, затянутый редкой паутиной коридор, явно находившийся в каком-то старом доме. Откуда-то сверху лился неверный бледный свет. Рива подняла голову и поняла, что это был молодой месяц, который с любопытством заглядывал в прохудившийся потолок.

— Признаюсь, я ожидала чего-то более пафосного, — улыбнулась девушка и, не дождавшись ответа, обернулась. — Нуарейн, ты…

Остаток фразы так и не прозвучал. За спиной Ривы был всё тот же коридор, и ни малейшего следа двери или недавней спутницы.

— Вот это уже больше похоже на правду, — чуть дрогнувшим голосом произнесла Рива и начала осматриваться внимательнее.

Дом, куда чьей-то неведомой волей занесло девушку, был отнюдь не пуст, хоть и заброшен. Коридор, как выяснилось при вдумчивом изучении, оказался наполнен шкафами, шкафчиками, тумбами, тумбочками и прочей вместительной мебелью, дверцы которой были, по большей части, забраны стеклом. Один из шкафов был совсем близко, и Рива, заинтересовавшись, сделала шаг в сторону, рассматривая содержимое. За мутным, чуть синеватым стеклом, на витиеватых медных кронштейнах, тронутых зеленью, висели три мушкета. Молодая оперативница заинтересованно потёрла стекло рукавом, стараясь подробнее разглядеть тонкую отделку старинного оружия, потом подёргала дверцы и уяснила, что те крепко заперты. Замочной скважины или чего-то, напоминающего замок, на шкафу не обнаружилось даже при самом тщательном исследовании.

«А если…»

Она сосредоточилась и сильно ударила в стекло локтём. Преграда, казавшаяся столь хрупкой и ненадёжной, даже не шелохнулась в пазах рассохшегося дерева.

«Однако крепко сделано, как сказал бы Гаури. Хорошо, попробуем силовой вариант номер два».

Удар ногой в створки не принёс никакого результата. Рива негромко хмыкнула и внезапно застыла напротив шкафа, как громом поражённая.

«Что я делаю? Ещё после первого удара я должна была рассчитать жёсткость преграды либо определить заклятье, удерживающее стекло, и на этой основе вывести прогноз. Я… не могу?»

Девушку начала бить лёгкая дрожь. Усилием воли она попыталась перевести себя в столь привычный режим био-расчётной машины.

«Анализ обстановки… анализ данных, чтоб тебя! Влажность воздуха, высота над уровнем моря, атмосферное давление… Воин учил меня определять эти данные кожей. Чёрт. Хорошо, удельная плотность дерева, толщина стекла, вероятное защитное заклятье…»

Рива ткнулась лбом в прохладную дверцу перед собой, пытаясь унять поднимающуюся волну паники. Числа, цифры и графики, столь верно служившие ей столько лет, отказались подчиняться. Впервые.

«Только спокойно, подруга. На что-то мы должны быть способны даже здесь. Что-нибудь самое простое. Вдох. Выдох. Стоп. Глубина дыхания… шестьсот миллилитров. Скорость дыхания… двадцать пять вдохов в минуту. Рекомендуется снизить до шестнадцати-девятнадцати».

Она открыла глаза, обеими руками оттолкнулась от шкафа, провела несколько ударов кулаками в пустоту, резко присела, распрямилась, чуть подпрыгнула и застыла в боевой стойке.

«Векторы движений… стабильны. Дыхание… нормализовано. Организм в стабильном состоянии. Переход к боевой программе ввиду невозможности анализа окружающей обстановки не рекомендован. Вероятность фатальной ошибки в результате недостаточности данных… восемьдесят семь и шестнадцать сотых процента. Процесс мыслительной деятельности нормализован».

— Тьфу ты, чёрт, как же тяжело работать в таких условиях. Два плюс два сложить не могу. — Рива хихикнула и закашлялась, поняв, что говорит и смеётся вслух. Эту детскую привычку она избывала в себе достаточно долго, чтобы быть уверенной: «Ревекка-самосмейка» осталась в прошлом. Где-то среди изгрызенных ручек — ещё одна проклятая привычка, за которую били по рукам и губам, — и прочих прелестей интернатской жизни. Призраки прошлого неожиданно ярко встали перед глазами, и девушка крепко закусила губу.