Роберт Беннет - Город клинков

На улицах группками стоят адепты – все они в полусне бормочут что-то свое, прямо как те, что она видела во дворике. Они не обращают внимания друг на друга, не то что на Мулагеш. А потом она замечает, что, вне зависимости от того, где они стоят, все они смотрят в одном направлении, словно могут видеть что-то за всеми этими стенами и статуями.

Но тогда… на что же они смотрят?

А отчего бы не проследить за ними? Конечно, здравый смысл сопротивляется этой идее, но Мулагеш решается: она бежит от адепта к адепту, от группки до большой толпы, и все они смотрят и смотрят, словно взгляды их как магнит притягивает что-то в глубине города.

Вот она проскальзывает между двумя высокими, бормочущими адептами, которые стоят на узком мостике цвета слоновой кости, и… замирает на месте. А потом делает пару шагов назад и смотрит на канал.

В Городе Клинков этих каналов бессчетное количество, а тот, над которым Турин сейчас стоит, самый большой. Она смотрит вниз и видит огромное число мостов и мостиков самых причудливых форм.

И на одном из мостов, где-то в четверти мили от нее, что-то лежит на ступенях.

Нет, не что-то. Кто-то. Человеческое тело, обмякшее и неподвижное, лежит на мосту. И этот кто-то тоже с ног до головы облит красным.

– Ах ты мать твою… – тихо говорит Мулагеш.

Она пробирается через толпу адептов и бежит по набережной к этому мосту.

Как же так. Так не должно было быть, как же так…

Турин выбирается из толпы и видит: волосы, длинные темные волосы стекают по белым ступеням. Мулагеш видит это – и поникает. Потому что знает, что это. И кто это.

Она медленно идет к телу.

Это женщина. На ней обычная гражданская одежда, однако с одного взгляда на патронташ, гранаты и сумку становится понятно – это все армейские боеприпасы. Мулагеш осторожно поддевает ногой сумку и открывает ее. Внутри лежат перевязанные бурые трубки с металлическими колпачками. На которых четко различается надпись: «Тротил».

Взорвутся – все здесь разнесут к хренам…

– Вот, значит, куда подевалась взрывчатка со склада, – вслух говорит она. – Вуртьястанцы ее не крали. Ее украла ты.

Почему-то хочется смеяться, но что-то не до смеха. Проклятье, какая глупость, как же так…

Затем она вздыхает, присаживается и переворачивает тело на спину.

Какие у нее были ожидания, она и сама не знает. Мулагеш видела досье и фотокарточку, своего рода идею человека, а не самого человека. И все равно при взгляде на тело молодой сайпурки, холодное и одеревеневшее тело, сердце отзывается неожиданной болью.

– Сумитра Чудри, – говорит Мулагеш. – Проклятье…

Тело не слишком разложилось, видимо, время тут идет не так, как в обычном мире. На брови – шрам, который Чудри заработала в столкновении у туннеля в шахты. Какая же она молоденькая, ей еще и тридцати нет. А в темных глазах – злость?.. Словно она поверить не может, что это с ней произошло, что она зашла так далеко, чтобы только умереть здесь, на мосту через канал с призрачной водой.

– Прости, – говорит ей Мулагеш.

В ответ только вода журчит в канале.

Турин присматривается к сумке со взрывчаткой – для чего-то же Чудри хотела ее использовать. Возможно, чтобы подорвать крепость, прямо как Сигруд предлагал. Может, забрать тротиловые шашки с собой? Но, с другой стороны, Мулагеш не слишком умеет этой взрывчаткой пользоваться. И она совсем не стремится рисковать, когда от ее успеха столько зависит. Как-то не хочется бегать по городу со взрывчаткой за спиной – которая, кстати, реагирует на трение. Нет уж, не нужны ей эти шашки даже на всякий случай.

И все-таки почему так больно видеть Чудри здесь? И тут Мулагеш понимает: она ведь думала о Чудри прежде всего как о солдате, да, солдате, который действовал самостоятельно, пытался справиться с угрозой до того, как она реализовалась, солдате, который был готов пожертвовать своей жизнью во имя долга. И вот оказалось, что увидеть – Чудри все-таки принесла на своем пути последнюю и самую большую жертву – было очень печально. Печально, несмотря на то что случилось потом.

– Я так долго считала, что ты мертва, – говорит ей Мулагеш. – И я не знаю, почему я так удивлена, обнаружив, что я все-таки была права.

Тут за ее спиной слышится мелодичный странный голос:

– Удивительно, что она вообще сюда добралась.

Мулагеш резко разворачивается с винташем наготове. И тут она понимает: голос-то звучит с высоты футов пятнадцати над ней, и медленно поднимает голову.

Над ней нависает что-то вроде фигуры огромной женщины, возможно, даже металлическая статуя женщины: она вся серебристая, переливающаяся, а руки и плечи у нее гладкие, как хромированная сталь. Изваяна она с удивительным искусством: ей придан вид прекрасный и в то же время отталкивающий – Мулагеш мгновенно ощущает, что такова и была задумка мастера: ее руки и ноги жутко неестественны – они слишком длинные и стройные для обычного человека. Чем-то они напоминают клинки – чересчур узкие и тонкие в середине. Ее руки и пальцы – ножи, длинные, изогнутые и острые: не сразу поймешь, сколько у нее этих пальцев. На ней оборванная юбка, начинается она над поясом, а потом свободно ниспадает вниз, оборачиваясь вокруг узких ног. На ногах пальцы у нее похожи на когти хищной птицы, а лицо ее скрыто под сплетенной из волос вуалью – длинной, шелковистой и немного просвечивающей.

Мулагеш кажется, что она различает черты лица под этой вуалью, видит глаза, рот, но… как-то ей не хочется присматриваться.

Снова звучит голос, странно мягкий и мелодичный, словно исходит он не из человеческого рта, а отдается эхом в многочисленных трубах, как в органе.

– Я тебя знаю. Ты была здесь раньше.

Мулагеш пытается держать себя в руках, целясь в… это, чем бы оно ни являлось. Однако существо не кажется угрожающим, оно просто бесстрастно смотрит на нее. В конце концов, если бы оно хотело убить Турин, просто наступило бы ногой.

– Что?

– Ты была здесь раньше, – отвечает существо. – Только ты упала сюда не целиком. Лишь тень твоя появилась. Часть тебя. – Существо оборачивается на канал, вся поза его выражает глубокую задумчивость. – Я запомнила. К нам так редко сейчас попадают гости. Недавно только несколько человек появилось.

Мулагеш лихорадочно вспоминает – точно, этот же голос спросил ее в видении: «А разве ты должна быть здесь?»

Она говорит:

– Ты ведь хранитель, да?

Гигантская голова оборачивается к ней:

– Я Страж, – отвечает она. – Я стерегу и охраняю эти берега.

– Это ты… убила ее?

– Ее? – Страж наклоняет голову к плечу, чтобы посмотреть на тело Чудри. – Если бы ее убила я, она бы лежала здесь по частям.

И она поднимает руку и сжимает свои пальцы-кинжалы: