Роберт Беннет - Город клинков

– Что? – переспрашивает один из солдат. – Что ты там, демон тебя побери, бормочешь?

На раскрытую ладонь падают капли крови. Сигруд сжимает ладонь в кулак, разворачивается и делает шаг вперед.

Мулагеш все еще маринуется в камере, когда до слуха ее долетает звук выстрела. Его приглушают толстые стены крепости, но ей ли не знать, что это за звук.

– Какого демона? – Она подходит к решетке и смотрит на стражницу. – Эй! Что там, проклятие, творится?

Стражница явно ничего не понимает. И вытаскивает из кобуры пистолет. Ее плохо учили обращаться с оружием, потому что она сразу кладет палец на спусковой крючок, отходит на шаг и смотрит через стеклянное окошко на двери в коридор.

– Какого хрена? Что тут творится? – снова спрашивает Мулагеш.

– Молчать! – отвечает ей стражница.

Повисает тишина. Потом где-то совсем неподалеку кто-то кричит – да что кричит, душераздирающе орет, долго и громко.

Потом вопль обрывается – слишком быстро. Снова воцаряется тишина.

– Проклятье, – говорит Мулагеш.

– Молчать! – орет стражница.

Из-за двери в коридор доносится страшный грохот. Кто-то пронзительно кричит, причем это не боевой клич, а вопль ужаса.

Тут в дверном окошке появляется лицо – молоденький сайпурский солдат с широко раскрытыми от страха глазами. Он колотит в стекло:

– Откройте дверь! Откройте дверь! Пустите меня, вы должны пустить меня!

– Что? – спрашивает часовой. – Пишал, что, демон вас забери, у вас там происходит?

Солдатик в окошке оборачивается на что-то:

– Во имя всех, мать их, морей, Анант, пусти меня!

Стражница смотрит на Мулагеш:

– Это, наверное, твоих рук дело? Сраные станцы прибежали на помощь?

– Я что, выгляжу как человек, который знает, что происходит? – отвечает Мулагеш.

Стражница колеблется несколько мгновений, потом поднимает пистолет и осторожно открывает дверь. Сайпурский солдатик влетает в нее, дрожа от ужаса.

– Слава морям! – восклицает он. – Слава всем морям! А теперь закрой…

Закончить фразу у него не получается – что-то ярко-красное – рука, что ли? – протягивается за ним в щель и выдирает его обратно за дверь с ужасающей быстротой, словно его за веревку привязали к машине, которая резко умчалась по своим делам. Солдатик орет от ужаса, жалобно цепляясь за косяк, но его – раз! – и втаскивают внутрь. Дверь захлопывается вслед за ним.

– Сукин сын! – вскрикивает стражница.

Она рывком открывает дверь, держа пистолет наготове, и прыгает в проем. Створка снова захлопывается с лязгом, который эхом отдается в коридоре.

Опять тишина.

Мулагеш ждет.

И ждет.

Тут из-за двери доносится вопль. Мелкие капли крови веером орошают стеклянное окошко, кто-то бьется в створку, пытаясь снова ее открыть. Наконец она распахивается, и внутрь, пошатываясь, входит стражница.

Левая рука ее перекручена под странным углом и вся в крови, словно ее прожевал какой-то жуткий механизм. Она явно находится в шоке, но ей хватает ума быстро прихлопнуть дверь здоровым плечом и запереть. Однако на последнее ей недостает сил, и старый железный засов остается полузадвинутым. Потом она разворачивается и идет, хромая, к камере Мулагеш.

– Что, демон побери, тут творится, рядовая? – в ужасе спрашивает Мулагеш.

– Помогите, – скулит стражница. – Вы… вы должны помочь мне.

– Что происходит?

– Он… он зверь! – произносит она, тщательно выговаривая слова. – Чудовище! Пожалуйста, вы должны помочь мне!

– Открой камеру, и я помогу!

Стражница пытается отцепить кольцо с ключами от ремня, но из-за шока у нее получается из рук вон плохо.

– Быстрее же, ну, быстрее! – торопит Мулагеш.

В дверь с той стороны врезается что-то огромное, раздается жуткий грохот. Стражница замирает от ужаса. Следует еще один мощный удар, створка снова сотрясается. Потом в нее бьют еще и еще раз.

Стекло в окошке двери дрожит. Раздается скрежет – это мало-помалу поддается полузадвинутый засов.

– О нет, – шепчет стражница.

Еще один удар – и дверь распахивается. Мулагеш не успевает понять, кто и что вошло внутрь, как стражница начинает пронзительно кричать – не от ужаса, а от боли. Мулагеш смотрит на девушку: из левого бока ее торчит незнамо откуда взявшийся нож. Нож огромный, широкий и черный, и он очень знаком Мулагеш.

Сигруд йе Харквальдссон входит в дверь, тяжело дыша то ли от усталости, то ли от гнева. Он с головы до ног покрыт кровью, на лице и груди – запекшиеся потеки того, что брызгало из тел и голов. Лицо у него все в синяках, а на левой руке – порез, но в целом понятно, что Сигруд вышел безоговорочным победителем из всех схваток.

– Сигруд, что ты делаешь? – орет Мулагеш. И тут она понимает, кого он бил и убивал за дверью, – и ее гнев тысячекратно усиливается. – Ублюдок. Что ты натворил!

Не обращая на нее никакого внимания, Сигруд подходит к стражнице, которая слабо копошится на полу, пытаясь отползти. Он хватает ее за волосы и за пояс и поднимает в воздух, и тут Мулагеш замечает, что у него носом обильно идет кровь.

Вот оно что – это ярость берсерка. Сигруд сошел с ума.

И хотя Турин понятия не имеет, что могло довести его до такого состояния, ясно одно: Сигруд сейчас – самый опасный человек в форте Тинадеши.

В ужасе она смотрит на то, как Сигруд бьет головой стражницы по прутьям решетки, бьет с такой силой, что кожа на лбу девушки лопается, как переполненная сумка. Она больше не кричит, глаза ее пусты – видно, потеряла сознание. Или… или.

– Прекрати! – кричит Мулагеш. – Прекрати!

Но он и не думает прекращать. Он со всей силы прикладывает голову стражницы о решетку, выбрасывая вперед руку, бьет еще и еще, и с каждым ударом ее лицо все больше деформируется – между виском и щекой появляется все более расширяющаяся трещина. Из правого глаза девушки течет кровь, а Сигруд тошнотворно мерно ударяет ее головой о решетку.

– Говнюк! – орет Мулагеш. – Тупой ублюдок!

Голова девушки полностью обезображена, и Сигруд откидывает ее в сторону и как дикий зверь бросается на решетку. Мулагеш едва успевает отскочить и ускользнуть от его пальцев, метивших вцепиться ей в горло. Он в ярости кричит, пытаясь дотянуться до нее, колотя руками и ногами по решетке. Затем, рыча, отступает, вцепляется в прутья и со всей силой тянет их на себя.

Выдрать решетку камеры – это слишком даже для него. Так должно быть – но Мулагеш знает: форт Тинадеши построен слишком давно, и, подобно засову на двери, не все в нем соответствует современным инженерным стандартам. И тут – точно, так и есть, – решетка начинает скрипеть и стонать, в воздух вырываются облачка пыли, словно сам камень начинает подаваться этой бешеной ярости.

Сигруд, рыча и ворча, упирается пятками в пол и дергает снова. Дверные петли жалобно стонут.