Роберт Беннет - Город клинков

Если он прорвется в камеру, то раздерет Турин на части. У Мулагеш большой опыт ближнего боя в ограниченном пространстве, но она видела, как Сигруд лично убил полдюжины людей в одном из сражений, к тому же у него преимущество в возрасте, весе и силе. Тело стражницы так и лежит на полу, из него торчит нож, про который Сигруд, к счастью, забыл. Но до ножа не дотянуться.

– Сигруд! – выкрикивает она. И подступает ближе. – Давай, очнись ты уже…

Его рука змеей проскальзывает за решетку и вцепляется в протез. Он дергает его на себя, и крепления начинают поддаваться.

– Мать твою, сделай же это! – орет она на него. – Давай, убей меня, если кишка не тонка!

Он выдирает протез, и от этого они оба падают навзничь. Сигруд вскакивает с искаженным яростью лицом, он сжимает в кулаке стальную руку, словно собирается раздавить ее в пыль, костяшки пальцев у него побелели, а пальцы хищно шевелятся.

Но протез не поддается. Сталь не сминается.

Сигруд замирает. Смаргивает, медленно переводит взгляд на металлическую руку и смотрит так, словно не совсем понимает, что это. Тогда он начинает часто моргать, лицо его дрожит, и он берет протез в руки и начинает его укачивать, как младенца.

– Нет, – шепчет он. – Нет, нет, нет…

– Да что, демон побери, с тобой такое! – рычит Мулагеш. – Тебе повезло, что тебя не пристрелили, ты, злобный ублюдок! И правильно бы сделали! Ты убивал сайпурских солдат!

– Ее больше нет, – шепчет он – только непонятно кому, возможно, протезу. – Она… ее… ее больше нет.

– Да уж, мать твою за ногу, это ты правильно заметил, – злится Мулагеш. – Ну что, доволен? Она была сайпурским солдатом, сайпурским солдатом! Она тут была ни при чем, просто стояла в коридоре, а ты, мать твою, зверски убил ее! Ты хоть понимаешь, что это значит? Ты меня из тюрьмы хотел вытащить? Так вот – херовато у тебя получается!

– Я думал… я думал, это все мне приснилось, – говорит он. Он поднимает взгляд на Мулагеш, и его единственный глаз вспыхивает на залитом кровью лице. – А… а Сигню? Это ведь не сон был, правда? Она… она…

– О чем ты говоришь, не понимаю?

– Мне… мне приснилось, что я нашел ее здесь, мертвую, она лежала на столе, – шепчет он. – Ей выстрелили в спину. Мне приснилось, что они убили ее в лесу рядом с домом Смолиск.

Ощущение такое, что она проглотила комок льда. Ведь оно, вот то, что он описывает, оно вполне могло случиться…

– Подожди. Ты хочешь сказать… сказать… что она – умерла? Сигню умерла?

– Я думал, мне это приснилось. – В голосе его слышится какое-то жалобное поскуливание. – Но я… нет, это был не сон. Она умерла, да? Моя дочь умерла. Я только что вернул ее себе, а они ее взяли и убили.

Тут лицо его перекашивается, и, к ее безмерному удивлению, Сигруд йе Харквальдссон начинает плакать.

Мулагеш опускается на колени перед дверью. Она еще не простила его за то, что он натворил, но, по крайней мере, теперь понятно, что привело его в такое исступление.

– Бисвал приказал убить Сигню?

– Я не знаю, – говорит он сквозь слезы. – Я не знаю. Но она мертва. Лежит там, у них, на столе. Они украли ее тело и спрятали от меня.

– Прости… прости, Сигруд, – говорит Мулагеш. – Мне очень, очень жаль. Я… я бы ни за что не стала просить ее пойти со мной, если бы…

Тут она замолкает. Ей ли не знать, что от подобных комментариев нет никакого толку…

– Меня там не было! – всхлипывая, говорит он. – Меня там не было! Она во мне нуждалась, а меня не было! И так всю жизнь!

– Мне очень жаль, – шепчет Мулагеш. – Мне очень, очень жаль. Но в этом нет твоей вины. Ты ни в чем не виноват, Сигруд. Ты не виноват.

Он закрывает лицо ладонями, не в силах больше говорить.

Она прислоняется головой к решетке камеры.

– Послушай, Сигруд. Послушай. Она сама выбрала, сама выбрала идти или не идти туда. И она решила пойти помочь мне, помочь выбраться из дома Смолиск. Она так поступила, потому что видела, какая беда на нас надвигается, и она хотела сделать что-нибудь, чтобы этого не случилось. Сигню всегда старалась делать что-нибудь очень хорошее, чтобы облегчить жизнь миллионам людей. И если мы ничего сейчас не предпримем, окажется, что она прожила жизнь зря. – Мулагеш вытягивает руку между прутьями и кладет ее на ногу Сигруда. – Пожалуйста, Сигруд. Помоги мне. Пусть ее труд не пропадет зря.

Сигруд выпрямляется, хотя слезы так и текут у него из глаз.

– Я… я не понимаю даже, о чем ты говоришь.

– Возьми ключи и открой мою камеру, – велит она. – И я тебе все расскажу.

Капитан Сакти бродит туда и сюда по вытянувшимся вдоль берега стенам форта Тинадеши. Он не очень себе представляет, зачем здесь он и его люди. Да, их учили ходить в разведку и вести наблюдение, это понятно, но не делать это на море! В форте практически никто не учился отбивать штурм с моря – да и зачем бы, ведь ни у кого, кроме Сайпура, нет флота. Во всяком случае, после Мига. А сама идея, что какая-то из наций Континента достаточно обогатится, чтобы построить собственный флот, – чистое безумие.

– Что-нибудь видите, сержант? – спрашивает он, останавливаясь за спиной сержанта Бурдара.

Бурдар в данный момент устроился над береговой артиллерией и, вооружившись огромным телескопом на треноге, усердно смотрит на горизонт.

– Абсолютно ничего, сэр, – рапортует он. Щека у него примята, когда он глядит в свою махину. – Хотя, не скрою, было бы лучше, если бы мы знали, чего ожидать.

– Кораблей, сержант, – говорит Сакти. – Мы ждем, что появятся корабли.

– Да, это сказал генерал, я помню, – отвечает Бурдар. – Но какого рода корабли, могу я спросить, сэр?

– Континентские, – отвечает Сакти. – Вуртьястанские, точнее.

– Я, увы, даже не представляю, как они выглядят, сэр, – замечает Бурдар. – Их же уже сто лет как нет, сэр.

– Неважно. Продолжайте наблюдение. Увидите, что одинокий лебедь обосрался, – докладывайте.

Бурдар усмехается:

– Да, сэр.

Сакти ходит туда и сюда по стенам. Еще несколько его солдат наблюдают за горизонтом в бинокли и телескопы, но, как правильно сказал Бурдар, если не знаешь, чего ждать, трудно подготовиться к атаке.

Сакти не хочет признаваться себе – все-таки он же, как и всякий сайпурский офицер, патриот до глубины души, – но ему все труднее положительно оценивать действия начальства здесь, в Вуртьястане. С того момента, как святой Жургут поднялся со дна Солдинской бухты, все полетело в тартарары. Генерал Бисвал был так уверен в успехе, когда повел солдат в горы усмирять мятежников, но там они столкнулись с чем угодно, только не с обычной войной: засада следовала за засадой. А когда они научились отбиваться, оказалось, что очень трудно отделить гражданских лиц от мятежников. И когда Сакти вернулся вместе с несколькими другими старшими офицерами, то признался себе, что не очень-то понимает, достигли ли они ставившейся перед кампанией цели: вот эти люди, которых они выбили из горных деревень, они действительно планировали и осуществляли атаки? Или это были простые пастухи с винташами, оказавшиеся не в то время и не в том месте? Так или иначе, но Бисвал, очень довольный, назвал это безусловной победой.