Джозеф Финк - Исчезающий город [litres]

Многоножка опустила пасть, приготовившись проглотить фургон, аппарат и всех стоявших вокруг людей. Ниланджана вцепилась в Дэррила и притянула его к себе. Но многоножка снова замерла. Когда солнце окончательно закатилось за высившиеся на горизонте сомнительного свойства горы, она впервые заметила теплое сияние невысоких очертаний Найт-Вэйла, видневшегося в конце дороги позади них. Это средоточие жизни и движения затмило нескольких человек, стоявших посреди пустыни.

Земля под чудищем снова обрушилась, и образовалась настоящая яма. Многоножка нырнула в нее головой вперед и исчезла в какой-то другой реальности – сначала морда, потом нога за ногой, пока все ее тело не пропало из вида, а портал не превратился в небольшое углубление.

Все выждали пару секунд, желая окончательно удостовериться в том, что живы.

– Это все? – наконец, выдавила из себя Стефани. – Мы в безопасности?

– Мы – да, – ответила Ниланджана, глядя куда-то за плечо Стефани. – А вот Найт-Вэйл – нет.

Издалека, из самого средоточия хрупкой жизни Найт-Вэйла, раздался знакомый грохот, похожий на звенящие раскаты грома, и все висевшие в небе вертолеты начали слетаться к одной точке над центром города.

– Быстрей, быстрей, быстрей! – кричала Ниланджана, пока остальные торопливо рассаживались в фургоне, и вскоре они мчались по дороге обратно к городу. Она понимала, что церковь в конце концов все равно вызвала бы это чудовище и, призвав его сами, они лишь попытались спасти город, но ее, тем не менее, не покидала мысль, что с этого момента все смерти и разрушения лежат на их совести.

Когда они проезжали по окраинам города, все казалось вполне нормальным. Они миновали шпиль из бурого песчаника, который мурлыкал себе под нос последний хит Бадди Холли в стиле электропоп. Проехали мимо супермаркета «Ральфс», где покупатели собирались с палками, поскольку с недавних пор магазин стал продавать продукты на аукционе. Миновали пустую площадку за «Ральфсом», где сбилась в кучку группа людей в поношенной и грязной одежде.

Иногда именно нормальные и обыденные вещи, которые обычно нас успокаивают, на фоне бедствий и катастроф лишь усиливают страх и хаос, подумала Ниланджана. Как столь банальные вещи могут существовать в мире, где есть ужасный всепоглощающий бог, который прямо сейчас может восстать в самом сердце города?

Когда они приближались к источнику шума, она перестала следить за вертолетами. Они больше не были нужны, чтобы определить средоточие бедствия. Она точно знала, откуда оно исходит.

Дом, который не существует, сотрясался, словно находился в эпицентре локального землетрясения. Но для этой части города землетрясение не назначали, и в любом случае при чрезвычайной ситуаций вроде этой все спланированные муниципалитетом землетрясения отменили бы. Откуда-то из-за окон, за пределами видимой части гостиной, сверкал яркий белый свет, от которого у Ниланджаны заболели зубы. С другой стороны улицы остановился черный седан. Опустилось окно, и сотрудник одного неназванного, но грозного правительственного агентства принялся фотографировать.

Соседи, привыкшие к странностям жизни рядом с домом, который не существует, высыпали на задние крылечки, встали на цементные блоки, установленные на сухих лужайках, и наблюдали, как вибрирует их пластиковая мебель.

– А нам надо из-за этого переживать?! – крикнула Ниланджане одна из женщин, в платье с цветастым узором.

– По-моему, да! – крикнула Ниланджана в ответ.

– Надо?! – крикнула женщина агенту в черном седане.

Тот выпучил глаза, лихорадочно поднял стекло и завизжал:

– Нас засекли! Нас засекли!

Как только окошко поднялось, он продолжил делать снимки сквозь тонированное стекло. Во время этого происшествия водитель даже не поднял глаз, продолжая разгадывать кроссворд.

Женщина посмотрела на Ниланджану и пожала плечами.

– По-моему, у нас все в порядке, – заметила она. – В этом доме всегда происходят всякие странности.

Подъехала еще одна машина, «Кадиллак», за рулем которого сидел знакомый мужчина, а на пассажирском месте – знакомая женщина.

– Я так и знала! – прокричала пастор Мунн, выпрыгивая из машины. На голове у нее криво сидела длинная желтая шляпа, казавшаяся некоей гипотенузой, ожидавшей еще двух сторон треугольника. Это была не ее всегдашняя шляпа, поскольку ту Стефани похитила для ритуала. Она была сделана из картонных коробок, склеенных липкой лентой и покрашенных желтой краской из пульверизатора.

– Я так и знала, – повторила она. Она этого не знала. Она была совершенно ошарашена.

– Мы так и знали! – закричал Гордон, обходя машину и становясь у нее за спиной, слишком разозленный, чтобы скрестить руки на груди. Он размахивал ими, надеясь всех напугать, но выглядел так, словно разминался перед баскетбольным матчем.

– Я знала, что вы предаете свою церковь, своих единоверцев и своих соратников! – рявкнула на них пастор Мунн.

Даже Ниланджане яростный напор пастора показался пугающим.

Стефани пониже спустилась на сиденье, и Дэррилу захотелось последовать ее примеру. Но теперь, когда он увидел физическое воплощение Улыбающегося Бога и коснулся его, пастор и Гордон уже не имели над ним такую власть, как раньше. Он видел их теми, кем они были, – людьми, в чем-то правыми, в чем-то неправыми и уверенными во всем. Кричавшими людьми, знавшими не больше, чем он сам.

– Простите меня, – сказал Дэррил. – Мне пришлось так поступить. – Это были две разные мысли.

Пастор покачала головой, скорее удивленно, нежели неодобрительно.

– Это даже не имеет значения, – ответила она. – Ты не имеешь значения. Лишь Улыбающийся Бог имеет значение. И Улыбающийся Бог явился, чтобы поглотить мир. Ты не смог помешать ему, так же как не смог помешать солнцу каждое утро поднимать шум.

– Солнце громкое! – согласился Гордон. Согласие имело большое значение.

Прежде чем разговор продолжился, дверь дома распахнулась настежь. Сначала оттуда вырвался поток горячего воздуха, столь же внезапно, как в холодный день, когда проходишь по улице мимо вентиляционной вытяжки ресторана. А затем, впервые после возвращения Карлоса из параллельного мира, что-то появилось из дома, который не существует.

Сперва показались два разматывавшихся тонких черных провода. Они изгибались и вытягивались, продолжая лезть из-за двери. Они обвивали дом, впиваясь в отштукатуренные стены, разбили стекла в большом окне, и тут Ниланджана поняла, что это ноги. Опираясь на ноги, в дверь протиснулась черная морда насекомого, воплощение неутолимого голода. Запахло лесной землей, гнившей много месяцев. С морды капала какая-то жидкость. Как только пролезла голова, за ней потянулись остальные ноги – черные провода, выскакивавшие из двери и вытягивавшие бесконечно длинное податливое туловище. Многоножка вылезала, словно поезд из тоннеля, из двери вытягивались ноги и части тела, и все же дверной проем не увеличивался, косяк и опоры не ломались, дом по-прежнему оставался домом, пусть и несуществующим.