Борис Конофальский - Сталин против рептилоидов [СИ]

— Опять с коровой Падлой?

— Ну да. С ней, — он не отрывал от неё глаз.

— Смотрите лучше на дорогу, товарищ Тыжных, — смеялась Ракель Самуиловна. — И что было с этой легендарной коровой?

— Да дурная она была, под быка не шла, как её не водили, не шла, хоть ты тресни, хоть привязывай её, ни одного отёла не было у неё, хозяева с ней маялись, с дурой, а как свадьбу собачью увидит, так бежит к ней и бегает вместе с собаками. Что она там о себе думала, Бог её знает. Может собакой себя считала, вот как так может быть, к быку не шла, а как собачья свадьба так она кол из земли любой вырвать могла, что б только побегать, да поглазеть.

Ракель Самуиловна вдруг стала серьёзна и, глядя на Свирида спросила:

— Товарищ Тыжных, а за какой такой субботний форшмак, вы мне рассказали про эту вашу сумасшедшую корову? Чтобы я свои женские мозги ломала, об этой вашей корове? А мне не про корову вашу слабоумную нужно думать, а о том, что меня ищут людоеды, и что у меня помада кончается. И к маникюрше нужно.

— Чего? — не понял Свирид и нахмурился.

Товарищ Незабудка заметила, что он всегда хмурится, когда чего-то не понимает:

— Я спрашиваю, при какой оглобле здесь эта ваша странная корова? Зачем вы мне этот ужас рассказали, чтобы она мне снилась? С собаками вместе?

— Да не при какой, — отвечал он, чуть покосившись на неё. — Так, к слову пришлось.

— Это феноменально! Это какой-то триптих: «Я, конопатый марксист и однорогая корова Падла, с явными сексуальными расстройствами. Что же нас всех объединяет?» — спросила товарищ Незабудка сама себя и стрельнула окурком в окно.

Конопатый марксист только покосился на неё и ничего не сказал.

До самой газолиновой станции они доехали молча.

Всё, то чего боялся товарищ Аджания — случилось. Как не заставлял он шофёра гнать «Понтиак» по утренней и пустой Москве, как не торопился сам, чуть не бегом влетая в общежитие РабФака, всё-таки он не успел.

Васька Ярохин и Яшка по прозвищу Спортсмен были удивлены, когда дверь широко распахнулась, и на пороге комнаты появился высокий брюнет с серыми глазами. Был он без фуражки и без знаков различия, но носил гимнастёрку, синее заляпанное чем-то галифе и отличные сапоги. За ним стояли два милиционера.

— Здравствуйте, товарищи, — поздоровался незнакомец.

— И вам не кашлять, — произнёс Васька, подозрительно оглядывая пришедших.

Яшка, малость удивлённый, и вообще ничего не сказал. Стоял рот раскрыв.

— Моя фамилия Аджания, я и мои люди из МУРа, — он достал удостоверение.

— А тут вам чего надо? У нас тут пролетариат и комсомольцы живут, жиганов нету, — произнёс Ярохин.

— А товарищ Тыжных, случайно не тут? — интересовался пришедший.

— Нет не тут, вечером на занятиях будет, — отвечал Васька. — А зачем он вам?

— А был тут? Может он ночевал тут сегодня, может, приводил кого? — товарищ Аджания подошёл к Яшке, и вопрос задавал ему, разговор с Васькой он счёл бесполезным. Сразу было видно — Васька тёртый калач. Сам будет больше спрашивать, чем отвечать.

— Никого он, вроде, не приводил, — зачем-то начал врать Яшка Спортсмен, а врал он плохо, неуверенно.

— Никого значит? — Шалва Семёнович сделал знак и один из милиционеров прошёл в комнату и стал деловито, со знанием дела её осматривать.

— Я не видел, — лепетал Яшка, хотя всё он вчера видел, сидел на товарища Незабудку пялился.

А милиционер не побрезговал, покопался в пепельнице и там, среди самокруток, лежала знатная вещь. Милиционер достал из пепельницы гильзу от дорогой папиросы. Протянул её Шалве Семёновичу.

— О! «Зефиры Кавказа»! — сказал тот и опять заговорил с Яшкой. — А кто из рабфаковцев курит такие нэпманские папиросы, уж не ты ли?

— Я… — начал Яшка.

— Ты? — удивился Шалва Семёнович.

— Я вообще не курю, я в атлетическую секцию при институте хожу, — лепетал Яшка.

— Молодец, так значит, отвечай атлет: кого приводил сюда Тыжных?

Яшка морщился и молчал, зато Васька не молчал:

— А чего вам нужно-то, товарищ? Был он тут или нет, приводил он кого или не приводил, вам то, что за дело? Он что, контра? Так нет — не контра, я знаю, я с ним вместе воевал. А раз не контра, тогда зачем он вам?

Отвечать на этот вопрос, товарищ Аджания не собирался, ответом на него был короткий и резкий удар: левой, снизу в печень. Без звука Василий Ярохин рухнул на пол, схватившись за живот. А бывший секретарь, как ни в чём не бывало, повернулся к Спортсмену и спросил:

— Вопрос помнишь? Нет? Напомню. Кого сюда приводил Тыжных.

— Ба-бабу, — заикался Спортсмен.

— Красивую?

— Да. Очень.

— Когда ушли?

— Не знаю, я в пять сюда пришёл, их уже не было.

— Куда направились, не говорили?

— Ехать собирались сегодня. А куда не говорили. Говорили, что в мягком вагоне. Баба говорила, что только в мягком поедет.

— Заткнись, Яшка, — сипел с пола Василий Ярохин, — заткнись, подкулачник.

Милиционер, в звании старшины, с размаху пнул его в бок сапожищем, так, что было слышно, как рёбра хрустнули. А потом добавил ещё и по затылку сапогом.

Шалва Семёнович на Ваську даже не взглянул, он схватил Спортсмена за горло, но так, чтобы тот говорить мог, и прошептал:

— Почему только в мягком вагоне? А?

— Она говорила, что не в мягком за восемь дней с ума сойдёт.

— Восемь дней? То есть ехать им восемь дней?

— Да, — кивал Яшка.

— Восемь дней, восемь дней, — повторял Шалва Семёнович, выпуская горло Спортсмена.

«До Симферополя три с половиной дня пути, даже до Тифлиса три, значит поедут на восток, конечно на восток, она к себе в Читу собралась. Что ж надо будет сообщить нашим товарищам в Чите, чтобы ждали её, и чтобы с мужем её провели серьёзную работу, но прихватить её лучше здесь, на вокзале. Во всяком случае, попытаться перехватить, чтобы не гоняться за нею по все стране. Так, в Сибирь поезда идут с Ярославского вокзала. Ага».

— А как выглядит товарищ Тыжных? Говори, — приказал он Яшке.

— Рыжий, ниже вас, но тоже крепкий. Конопатый. Носит кожанку, галифе и фуражку. Фронтовик.

Шалва Семёнович несколько раз кивнул задумчиво и произнёс:

— Пошли, — и двинулся к выходу.

— А этих, что, оставим? — спросил старший милиционер.

Товарищ Аджания остановился на секунду: «Тащить их к себе, для предметного разговора нет времени, да и вряд ли они, могли добавить, что-нибудь интересного, убивать их тоже смысла нет, Тыжных уже здесь не появится, он видно не дурак, так, что предупредить его они не смогут».

Товарищ Аджания махнул рукой, и пошёл к двери, что означало: «Чёрт с ними, пусть живут».

Милиционеры бодро пошли за ним.

И тогда Яшка кинулся к Василию, стал поднимать его с пола, а Васька злился:

— Что иуда, продал товарища?

— Вася, ну ты ж видел какие они, чисто колчаковцы.