Алиса Дорн - Сыщик и канарейка [litres]

Закончив с насосом, я кинул взгляд на Эйзенхарта: у того был вид мальчишки, которому поведали сказку, и теперь он не знает, верить ей или нет. Я промолчал и не стал добавлять, что уверен: это вещество не имеет материальной, объяснимой природы. Восемь лет я проработал по соседству от шатра дроздов и ни разу не видел в их святилище медицинского оборудования. То, что они делали, как они воскрешали погибших, совершалось по воле духов, а не в соответствии с современной наукой. Оставив Виктора в одиночестве, я вышел в помещение морга.

– Все готово, – объявил я. – Можем начинать. Мортимер еще не вернулся?

Брэмли вызвался сходить за ним, и вскоре мы собрались вокруг стола. Я поместил в стоявший в изголовье фонограф новый восковой валик и отошел в сторону.

– Десятое марта тысяча восемьсот девяносто девятого года, три часа двадцать две минуты post meridiem. Попытка ресуррекции объекта N.N.18990302, идентифицированного как Яндра Хевель, – продиктовал я аппарату. – Причина смерти: массивная кровопотеря. Эксперимент проводится в присутствии Максима Мортимера, специалиста-танатолога, Роберта Альтманна, доктора медицины, а также представителей главного полицейского управления города Гетценбурга: детектива Виктора Эйзенхарта, сержанта Шона Брэмли и…

– Комиссара Альфреда Конрада, – подсказали мне.

– Код процедуры: Н42-е.

По моему сигналу Мортимер включил гальванический аппарат. Тело на столе зашевелилось. По мере увеличения напряжения движения становились все более выраженными, а когда стрелка прибора дошла до необходимой отметки, конечности трупа конвульсивно задергались. На его лице ярость, страх и экстаз сменяли друг друга со скоростью молнии. Краем глаза я отметил, как Брэмли сделал резкий шаг назад, едва не задев шкафчик с инструментами, а мистер Конрад посмотрел на труп с отвращением.

– Так и должно быть? – обеспокоенно прошептал Эйзенхарт.

– Да, – ответил я ему также шепотом. – А теперь помолчите.

Мертвец выгнулся дугой. Кожаные ремни затрещали, натянувшись до предела, но тут же ослабли: тело тяжело осело на столе. Мортимер выключил аппарат. В повисшей под каменными сводами подвала тишине зазвучало прерывистое дыхание.

– Яндра, – позвал я. – Яндра Хевель, вы меня слышите?

Человек, умерший более недели назад, повернул ко мне голову. На его лице застыло неопределенное выражение: левая половина будто пыталась рассмеяться, в то время как из правого глаза текли слезы.

– Яндра Хевель, – повторил я, – если вы меня слышите, дайте мне знак.

Неуверенно, словно впервые, мертвец кивнул. Я с беспокойством заметил, что его вновь начала бить крупная дрожь. Понимая, что отпущенное нам время в этот раз ничтожно мало и уже близится к концу, я повернулся к полицейским.

– Задавайте свои вопросы. Быстро!

– Где документы, Яндра? – инициативу перехватил мистер Конрад.

Лицо мертвеца исказила гримаса ужаса. С большим трудом он открыл рот и попытался что-то сказать.

– Он… – прохрипел Хевель. – Он придет…

– Где планы, Яндра?

– Он… Деньги… Я должен… Придет…

Хевель издал странный булькающий звук. Его голова запрокинулась назад, стучась о деревянную поверхность стола.

– Кто придет?

– Але… – скорее выдохнул, чем произнес Хевель.

Его затрясло. Снова мы стали свидетелями той жуткой пляски, которая сопровождала его возвращение в наш мир. Наконец конвульсии остановились, и Хевель издал свой последний вздох. На его лице застыла издевательская усмешка, левый глаз был запрокинут так, что виднелся только белок, правый все еще смотрел на меня. Я отключил фонограф и накрыл тело простыней.

В лаборатории стояла тишина. Брэмли, бледный как полотно, отвернулся от стола и принялся пристально всматриваться в небольшое окно под потолком. Мистер Конрад стоял с брезгливым выражением на лице. Что же до Эйзенхарта, то впервые на моей памяти он молчал. Только Максим спокойно записывал что-то в лабораторный журнал.

– Пятьдесят восемь секунд, – первым тишину нарушил коллега.

После его реплики все присутствовавшие пришли в себя.

– Вы можете это повторить? – спросил мистер Конрад.

– Нет, – ответил я. – Дальнейшие попытки ни к чему не приведут. Вирд дает только один шанс.

Полицейский в сером пальто задумался.

– Мне нужна фонограмма. Я хочу знать, что Хевель пытался сказать перед… последней смертью. И его вещи. Все, включая одежду.

Когда я отдал ему валик со звукозаписью, он обратился к Эйзенхарту:

– Детектив, заберите их. Встретимся завтра в управлении.

Не попрощавшись, мистер Конрад аккуратно прикрыл за собой дверь и ушел. Я понял, что забыл попросить его вернуть на кафедру копию записи, но было поздно. Эйзенхарт сжалился над Брэмли и попросил его проводить Мортимера наверх, взять документы на Хевеля. Мы остались одни.

– Ваши эксперименты всегда заканчиваются так плодотворно, доктор? – поинтересовался Эйзенхарт, без спроса закуривая сигарету.

– Практически, – я просмотрел записи, сделанные Максимом в журнале, и поднял на Виктора глаза. – А иначе почему, вы думаете, полицию редко интересует танатология?

– Да уж, подбросили вы мне работенку, – улыбнулся он. – И яснее ничего не стало… Впрочем, все это ерунда.

Он нахально стряхнул пепел в лоток для инструментов и надел шляпу.

– Увидимся в четверг, как всегда? – напомнил он мне про еженедельный семейный обед у леди Эйзенхарт.

– Подождите! – окликнул я детектива. Тот обернулся на мой зов. – В каком именно отделе служит мистер Конрад?

В глазах Виктора промелькнула непонятная усмешка.

– В политическом.

Доктор

Вопреки ожиданиям, следующая моя встреча с Виктором произошла не в четверг. Вечером вторника я возвращался в общежитие. Гетценбург к тому времени уже уснул: торговцы закрыли витрины магазинов железными рольставнями, город погрузился в оранжевый полумрак уличных фонарей. Одна за другой улицы опустели, немногочисленные прохожие спешили разойтись по домам. Имелась в этом какая-то прелесть, свойственная провинциальным городам, – в столице, сверкавшей круглосуточной иллюминацией, даже посреди ночи невозможно было оказаться одному: смех, музыка, запахи еды с уличных жаровень становились такими же спутниками, как и тысячи бессонных горожан. Гетценбург же после заката вымирал, превращаясь в монохромную фотографию из путеводителя.

Я прошел половину пути от парка до кампуса, когда мою прогулку прервали. Из тени деревьев выступил парень в одежде рабочего и намеренно преградил мне дорогу. Надвинутое на глаза кепи скрывало лицо, но поза не вызывала сомнений в его намерениях. Я оглянулся: сзади из темноты появилась рогатая фигура, перекрывая мне путь к отступлению. Скверно. Перехватив поудобнее трость, я позволил им приблизиться.