Василий Щепетнёв - Гамбит Смерти

— Уже был, в некотором роде, — хватило сил пробормотать.

— Вы совсем раскисли.

— Перегрелся на солнце.

— Это опасно. Солнечный удар — плохо. Идемте в тень.

Превосходный совет. Держаться в тени, не высовываться, не возникать, и, может быть, все образуется. Кого это я так интересую? То задавить хотят, то подстрелить, не соскучишься. И ведь веду себя смирно, разве что выиграл несколько партий, но из-за этого не убивают. Или убивают? Кому я нужен, право. А, получается, нужен. Вот и мисс Маклин принимает участие. Так говорит паранойя.

Тень ли действовала благотворно, лекарство ли, но, когда я забрался в раскаленный автобус, уныние испарилось, напротив, поднял голову давно забытый энтузиазм, и мы даже продолжили беглое знакомство с холодными закусками атаманского стола.

— Знаете, Питер, я поговорю с одним человеком дома, в Лондоне. Он связан с издательством, и, если заинтересуется, вы сможете написать и опубликовать книгу. Поваренная литература всегда распродается, можно хорошо заработать.

— Стоит ли беспокоиться?

— Какое беспокойство, сегодня я позвоню. Лучше, если вы будете рядом. Зайдите ко мне вечером, часов в восемь, ладно?

— Зайти к вам?

— Да, из номера можно поговорить по телефону. Я остановилась в гостинице «Брно», десятый этаж, номер тысяча семнадцатый.

— Ладно.

Год назад я бы визжал от восторга. Опубликовать книгу, получить гонорар — фунтик фунтов стерлингов, о, радость, о, счастье! Поздно. У меня уже есть одна книжица.

Автобус замедлил ход. Оказывается, мы успели вернуться в город, и водитель притормозил у гостиницы.

— До вечера, Питер!

— До… До вечера, — голос пресекся, выдавая полную мою неподготовленность к такого рода предложениям. Кто их разберет, англичанок, Вдруг и правда — деловой интерес? В зеркало посмотрись, в зеркало. Видик-то не самый презентабельный, господин Денисов. Учти.

— Всего вам доброго, — попрощалась экскурсовод, высаживая остаток экспедиции у шахматного клуба. И за это пожелание простил я ей и словоохотливость, и жару, и свое настроение, и свои печали. Доброго — и побольше!

«Шалишь, брат, шалишь! Ни на что ты, шаромыжник, не годишься, старый скукоженный шампиньон, как ни прихорашивайся» — шипела, издеваясь, электробритва «Харьков», изделие времен дружбы народов.

Горько слышать правду о себе, но я терпел, не торопился, и был вознагражден — бархатистость щек вышла необыкновенной. Никакого одеколона, хватит и водички. Я суетился, прихорашивался, цеплял и сбрасывал со стола всякую дребедень, а потревоженный китайский болванчик укоризненно качал головой:

— Э, батенька, опомнись. Полно школьничать! — но я не внимал увещеваниям.

Будильник зазвенел пронзительно, отрезвляюще. Я завел его, думая соснуть, но так и не прилег, все хлопотал, хлопотал.

Мартовский заяц в июле. Пора остепениться и думать о вечном, а я скачу да прыгаю.

Задор, глупый юношеский задор обернулся тоской. Отбой. Сейчас лягу в кровать, попытаюсь свернуться калачиком, колени к подбородку, и уйти в дальнее плавание по волнам меланхолии в поисках острова Буяна.

Я шагнул к кровати. Ладья Харона, рокировка через Стикс. И все труднее найти повод для возвращения. Чего ради? Корни подрублены, листья опали. Скрипеть на ветру, дожидаясь бури, когда не стыдно будет рухнуть или переломиться, явив на обозрение трухлявую рассыпчатую сердцевину?

А хоть и скрипеть! Вволю, до зубовного свербежа, до замирания сердца, не слыша ритмичных ударов, семьдесят восемь в минуту, растворяющих бытие в сладкое ничто.

Пользуясь душевным разладом, я устремился на улицу. Развеюсь, разойдусь, уцеплюсь за действительность.

В двери провернулся ключ. Хозяйка воротилась, живая душа.

— Уходите, Петр Иванович?

— Нужда гонит. Неигровой день, а хлопотливый — везде поспей, за всем догляди…

Из авоськи, поставленной на пол, выкатилось яблоко, желтое, с красными клиньями меридианов, и нехотя легло под низкую скамеечку. Я подал его Зое Федоровне.

— Спасибо, это я вам принесла, сейчас вымою, — она скользнула мимо меня. — Поздно вернетесь?

— Как получится. Малый гроссмейстерский совет, то да се… — пришлось соврать для поддержки авторитета.

— Редкий сорт, — она протянула яблоко, в каплях воды. Будто в саду дождик прошел. — Я пробовала, понравилось. Вы кто по гороскопу?

— Я? Овен, кажется. Баран.

— Тогда сегодня вас ждут сюрпризы, не всегда приятные, — она указала колонку в газете, местной брехушке.

— Если бы только сегодня, — я спустился во двор.

На удивление, господин Денисов пользуется несомненным успехом. Просто невиданным. Победителя любят все?

Мякоть яблока, сочная, ананасовая, с пикантной горчинкой, взывала к добросердечным чувствам. Зачем подозрительность, не так уж плох я снаружи.

На углу — цветочный ряд: розы, гладиолусы, гвоздики. И в мыслях не держу. Чисто деловая встреча.

Троллейбусы торопились в депо, с сегодняшнего дня после заката по четным дням отключают трамвайные линий, по нечетным — троллейбусные. Из газет вычитал, не зря грамоте учился.

Мне троллейбус не понадобился, пешком дошел. Гостиница в стиле «чемодан на попа» отбрасывала длинную прохладную тень на асфальтовую, без травинки, площадь. Зря спешил, полчаса еще до назначенного времени. Пришлось слоняться, рассматривать залепленные объявлениями стены да столбы. Собачья привычка.

Загорелась надпись. Из короткого названия «Брно» светились лишь первые две буквы. М-да…

В вестибюле — обычные среднерусский социум: гости с юга выбирали местных подруг.

— Куда? — перегородил дорогу охранник.

— Меня ждут.

— Если ждут — выпишите пропуск у портье.

— А где портье?

— Должен же человек поужинать, а? — и, спрятав купюру:

— Последний раз без пропуска пускаю.

Чувствительным да гордым тут делать неча. Дежурная по этажу приняла эстафету:

— Вы к кому? Пропуск! Эй, пропуск! — но я шел вдоль коридора, холодный, как вода в душе. Не дать злобе властвовать собой, наплевать на все и жить дуб дубом. Наплевизм как способ существования масс в условиях перехода от чего-то к чему-то.

Я отыскал нужный номер. На мой робкий стук приоткрылась дверь.

— Заходите, Питер, — просто пригласила Элис.

Цепочка — забота гостиницы о безопасности постояльцев, звякнула протестующе, но поздно, я вошел.

У менее закаленного человека дух бы захватило от роскоши, а я — ничего, спокоен.

— Садитесь, Питер, то кресло наиболее прочное. Хотите выпить?

— Э-э… Воды, если можно.

Элис открыла холодильник (Полюс-2, 1970 года выпуска, инвентарный номер 01480012 выписан коричневой краской на боковой стенке) и достала пластиковую бутыль.

— Я жду разговора с минуты на минуту.