Борис Наумов - Любовь и Разум

–Ты, как мальчишка! Почему же Одинцов не может своим мыслетроном на него подействовать? Ведь, смог же он нам с тобой мозги «переделать». И детей наших, и того Михаила, который квартиру нашу грабил! А этого… не может!

–У Анастаса горе в семье. Ему сейчас не до мыслетрона и бандита этого. Короче говоря, я решил и не откажусь от благородного дела.

Вера Никифоровна всю ночь тихо пролежала, всё думала, вспоминала, решала, какие ещё аргументы привести, чтобы мужа отговорить от безрассудства. Слезинки тихо стекали по щекам и к рассвету сделали подушку мокрой.

Наутро, приготовив завтрак, Вера Никифоровна позвала к столу мужа и сыновей.

–Серёжа, Вова, что же это вы такое удумали? Как можно толкать отца в эту грязь? Там холод, сырость. Он же воспаление лёгких там заработает!

–Мамочка, не волнуйся, мы его без надзора не оставим. Там и Михаил будет рядом. В случае чего, он сразу вытащит оттуда папу. Да и мы будем постоянно с ним на связи. Ты тоже можешь с ним общаться.

Общими усилиями мужчины успокоили Веру Никифоровну и она, убрав посуду со стола, начала готовить для мужа тёплые вещи.

В десять часов тридцать минут Михаил вышел на связь с будущим арестантом.

–Вадим Петрович, с начальником тюрьмы наш вопрос я обсудил. Он не возражает против наших планов. Вас он на добровольных началах, на свой страх и риск, тайком проведёт на тюремную территорию и сразу – в карцер. Но, это будет только завтра. А за сегодняшний день надо найти причину, чтобы на законных основаниях можно было Ворона посадить туда же. Майор не знает цели нашей операции. Да ему это и не надо знать!

Вадим Петрович выслушал сообщение Михаила и огорчился.

–Жалко, я уже сегодня готов. Один день моего отпуска пропадает.

–Операция серьёзная, Вадим Петрович, приготовиться надо основательно. Я завтра сообщу Вам о состоянии дел и расскажу, как к нам добираться.

–Я понял, Михаил. До завтра!

Ещё один день сомнений и уговоров не помог Вере Никифоровне убедить мужа, чтобы он изменил своё решение.

В назначенное время Вадим Петрович с котомкой за плечами в поношенном бушлате, который остался со времён его поездок к тёще в деревню, появился перед очами начальника тюрьмы.

Михаил стоял за спиной майора Дронова и, с волнением, смотрел на новоиспечённого арестанта.

–Вы в таком виде, Вадим Петрович, что Вас можно и на пару лет в каземат заточить. Вы там будете своим корешом, – сказал Сапушкин.

–Ну, на пару лет не получится, я такого длительного отпуска не заработал, – шуткой на шутку ответил Вадим Петрович.

–Вадим Петрович, Вас зовут? – не стал принимать участие в шуточной перепалке майор Дронов, и уточнил, для порядка, имя нового заключённого.

–Так точно, – оставаясь ещё на шутливой волне, по стойке «смирно» встал вновь прибывший арестант.

–По настоянию, нет, по просьбе, моего друга Сапушкина Михаила Андреевича без соблюдения всех процедурных правил я определяю Вас сегодня в карцер на две недели.

–За нарушение тюремного режима, – подсказал Михаил.

–Я готов к исполнению, – всё ещё не настроившись на серьёзный лад, отчеканил Вадим Петрович.

–Чуть позже, сегодня вечером или завтра утром к Вам подселим ещё одного нарушителя.

–Воронова Дениса Юрьевича. Ворона, – уточнил Михаил.

–Это очень тяжёлый человек, отпетый уголовник, рецидивист, – продолжил Дронов знакомство.

–Пахан, одним словом, – подсказывал Михаил.

–Мне уже рассказывали о нём, – с серьёзной миной на лице согласился Вадим Петрович.

–А дальше всё, как договаривались. Я буду появляться в назначенное время в соседней с карцером камере. Она пустует, и оттуда я буду держать с Вами связь, Вадим Петрович.

–Идите следом за мной, руки за спину, скомандовал Дронов и зашагал в сторону расположения карцера.

Вадима Петровича демонстративно, для порядка, втолкнули в приоткрытую дверь карцера. Задвижки с шумом, наглухо, заперли дверь.

Новоиспечённый арестант стоял возле входа, вглядываясь в полутёмное пространство. Это было длинное, прямоугольное помещение, площадью не более пяти-шести метров. На противоположной от двери стенке, под самым потолком, зияло небольшое, грязное отверстие, называемое, видимо, окошком. Стекло было покрыто вековым слоем пыли, а толстенная решётка, предназначена, скорее всего, для того, чтобы сразу показать клиентам, куда они попали.

Освоившись в сыром полумраке, Вадим Петрович шагнул вперёд, где у стенки была прилеплена деревянная скамейка. Садиться на неё не хотелось, но и стоять – тоже желания не было.

С отвращением присев на ближайший конец скамейки, Вадим Петрович с горечью подумал:

«Не поспешил ли я принять участие в этой авантюре. Права была Верочка. Не надо было мне проявлять героизм, а спокойно, как все, поехать в санаторий, подлечиться там, набраться сил. Зачем и кому всё это нужно? Никто не оценит такой подвиг. А Серёжа с Вовой тоже ввязались в сомнительные перспективы Анастасовых прожектов! С одной стороны хорошо, что оба они стали способными, умными, добились результатов в учёбе и работе, а с другой – у гениев всегда была незавидная жизнь».

Посидев несколько минут и, вглядываясь в полутёмное окно, Вадим Петрович постарался стряхнуть с себя уныние и сомнения.

«Да что это я приуныл? Всё будет нормально. Две недели пройдут быстро, и под аплодисменты я выйду отсюда победителем».

В это же время Михаил и майор Дронов разрабатывали стратегию дальнейших действий.

–Надо найти причину, в соответствии с которой я могу на законных основаниях перевести Ворона в карцер, – говорил майор, – Как он ведёт себя в камере?

–Не задирается, но и помыкать собой не позволяет. Все мои сокамерники лебезят перед ним, во всём с ним соглашаются. На прогулках ведёт себя надменно, после исчезновения Лютого, по-моему, ни с кем не общается.

–Хорошо, до завтра что-нибудь придумаю, – пообещал Дронов, – а ты сейчас с конвойным отправляйся в камеру.

На обед принесли гороховый суп, стоявший на кухне несколько дней. Запах кислятины от него распространялся на расстояние двух-трёх шагов. Как всегда, первая миска причиталась Ворону. Толик на вытянутых руках поднёс её и поставил перед Вороном. Рядом положил ложку и кусок чёрного хлеба. Все остальные тоже потянулись за обеденной пайкой. Но, почуяв не вызывающий аппетита запах, есть никто не стал, и только, молча, смотрели на Ворона.

Тошнотворный запах донёсся и до Ворона. Он покраснел от злости, молча, подошёл к окошку, где ещё стояли конвоир с солдатом, принёсшим обед в камеру. С полного размаху Ворон бросил в окошко миску с горячим, но кислым супом. Ни в чём не повинный солдатик в это время наклонился, заглядывая в оконце, и всё, содержимое миски, угодило ему в лицо. Там был не кипяток, но достаточно горячее пойло, которое обожгло и лицо, и глаза несчастного. Он заревел и отскочил в сторону.