Борис Наумов - Любовь и Разум

Ворон рассвирепел от такого издевательства над ними, схватил стоявшую рядом табуретку, которую Михаил принёс лично для себя, и бросил её в дверь. Грохот от удара табуретки и разлетевшихся во все стороны кусков дерева был слышен по всему тюремному коридору.

Михаил понял, что Дронов, приказав угостить Ворона, так и рассчитывал на соответствующую его реакцию.

–Ты зачем разбил казённую табуретку? – не скрывая раздражения, громко спросил Сапушкин.

–Отойди от меня, а то и морду тебе разобью, – ещё не успокоившись, пригрозил Ворон.

Михаил решил поддержать задуманную игру Дронова. Он был силён и физически превосходил Ворона. Ростом, почти на голову, выше и в плечах шире Ворона, Михаил в любой схватке мог бы его подмять под себя.

–Ты за свою морду побеспокойся, Ворон, – подошёл к нему Михаил. Такого обращения к себе Ворон не позволял никому. Он бросился на Михаила и пытался достать его. Сапушкин спокойно отбивал все атаки, что ещё больше злило нападавшего. Тот выхватил сначала одну, потом другую миску у сидевших на нарах сокамерников и с яростью бросал их в сторону Михаила.

Услышав нешуточную возню в камере, вошёл начальник тюрьмы в сопровождении трёх конвоиров.

–Воронов, давно в карцере не был? Сегодня пойдёшь туда, – грозно обратился майор к разбушевавшемуся Ворону, – надеть на него наручники.

–Мы тебе здесь что, скоты, чтобы гнилым пойлом нас кормить?– не сдавался Ворон.

–Не нравится, не ешь. А хипиш нечего поднимать. Посидишь недельку – другую в карцере, похлебаешь и такое пойло.

С трудом надев наручники на Ворона, конвойные сопроводили его в сторону расположения карцера.

Застучали на двери засовы и в полутёмное пространство карцера втолкнули Ворона. Один из конвоиров освободил его от наручников и, молча, удалился прочь.

Ворон увидел сидящего на скамейке Вадима Петровича и презрительно, сквозь зубы процедил:

–А ты кто такой?

Вадим Петрович не был готов к такому, естественному в данной ситуации, вопросу и в замешательстве промямлил:

–Я…я…это моя камера.

Такой ответ был неожиданным для Ворона и, чуть снизив тональность голоса, спросил:

–Купил что ли дачку-то?

–Купил, не купил, а вот живу здесь.

–Ну, пожил и хватит. Сгинь

Ворон сел на скамейку и сильным толчком в бок спихнул «хозяина дачи» на пол. Вадим Петрович не удержался, грохнулся на холодный цемент, сильно повредив правую руку.

Резкая боль вызвала мгновенный всплеск энергии, который тотчас же был принят Михаилом за стеной.

–Что произошло, Вадим Петрович? – не громко спросил Сапушкин.

–Всё в порядке, – так же «тихо» произнёс Вадим Петрович. – Небольшое недоразумение. Скамейка перевернулась.

–Как она могла перевернуться? Она же намертво приделана к стене, – не поняв сарказма Вадима Петровича, удивился Михаил.

Придерживая ушибленную правую руку, Умаров неспешно поднялся с пола и, молча, переместился к двери.

–Чего молчишь, Петрович? – для ускорения времени разговора сократил Сапушкин обращение к Вадиму Петровичу до одного отчества.

–Что за кутерьма в голове? У тебя, дачник, что, радиосвязь здесь работает? – уловив обрывки мысли Сапушкина, решил поиздеваться Ворон над своим соседом. Михаил тоже услышал слова Ворона и временно перестал обращаться к Умарову.

Вадим Петрович всё ещё стоял возле двери, не зная, без привычки и опыта, как урегулировать небольшой конфликт.

–Давно здесь загораешь?– чуть сбавив агрессивность, – спросил Ворон.

–Да, нет, вот только что…

–Только что: это сколько – неделю, год?

–Несколько дней.

–Значит освоился. Будешь теперь вместо собачки ночевать на полу возле моей перины. Охраняй меня. Как кликуха твоя?

Вадим Петрович не понял вопроса и, онемев от нахального предложения-приказа Ворона, молчал, поглаживая правую руку.

–Чего язык-то в жопу засунул? Как кличут тебя?

–Вадим Петрович я, – по-другому он давно не слышал обращения к себе со стороны малознакомых людей.

–Вадим Петрович! – уставился на него Ворон. – За что же ты, Вадим Петрович загремел сюда? С Геннадием Валентиновичем, что ли не сошёлся во мнениях?

–Да, было дело, – Вадим Петрович стал понимать, что надо как-то налаживать мирные отношения с соседом. Он напряжённо вспоминал, где мог слышать это имя, и кто такой Геннадий Валентинович.

–Мы с ним подрались! Я ему в кровь морду разбил, – чуть осмелев, Вадим Петрович выдал эту несуразицу.

Ворон сначала опешил от такого дерзкого ответа, потом выдал саркастическую фразу:

–Да ты, оказывается страшный человек, если самому начальнику тюрьмы морду расквасил!

Вадим Петрович, вспомнив, наконец, домашний разговор с Сапушкиным, сначала, оробел от своей глупой выходки, а потом решил, чем больше дерзости и нахальства, тем быстрее наладится контакт.

–Вот такой я. К жене его я, вроде бы как, приставал, а он меня застукал.

–Где же это ты с его марухой снюхался?

–В больничке я лежал. С воспалением лёгких. А она к нам заходила. Условия содержания проверяла.

–В лазарете что ли?

–Ну, да. В нём.

–А она, что – ревизор?

–Жалоба поступила от хворых. Плохо кормят. Вот ей и поручили разобраться.

–Да уж это точно. Жрачка у них не санаторная. Воруют, – вспомнив кислую баланду, согласился Ворон.

–Как же это ты там поцапал ту шлюшку?

–Нет, она хорошая женщина. Наклонилась над моей тарелкой, когда обед принесли, через мою ногу и споткнулась. Я, конечно, поддержал её, чтобы не упала. И так, ненароком, прижал её. В это время зашёл этот…Валентиныч. Ну и подумал, что я обнимаю его супругу. Подошёл ко мне и ударил кулаком мне в лицо. Я, конечно, не стерпел и ответил ему тем же. Кровь, крики жены. Вот я и оказался здесь. Кричал: посидишь пару недель. Здесь кормёжка курортная, – разошёлся Вадим Петрович в своих фантазиях.

Он увидел, что лицо Ворона постепенно теряло свою суровость. Глаза более дружелюбно смотрели на рассказчика.

–А ты не такой дундук, как кажешься, – похвалил Ворон Вадима Петровича, то ли, поверив ему, то ли, провоцируя его на дальнейшую чушь.

–Вот и оказался я здесь, – Умаров осторожно присел на край скамейки. Ворон даже не попытался подвинуться – своё он не привык упускать.

–Ну, что ж, пообнимался с хозяйской марухой, получай здесь расслабуху, – подытожил разговор Ворон и спихнул Вадима на пол. Затем он растянулся на деревянной скамейке, показывая этим, что сокарцерник ему больше не интересен. Закрыв глаза, Ворон изобразил своим положением глубокий, сладкий сон.

Вадим Петрович, довольно изрядно устал и мечтал об одном – бросить куда-нибудь своё тело и присоединиться к предобеденному отдыху Ворона. Наконец, не выдержав усталости , Умаров присел в углу на корточки, потом вытянул ноги и почувствовал некоторое облегчение.