Александр Громов - Крылья черепахи

— Жаль… Хотела с Кешкой в Радогду съездить, народные промыслы там знаменитые. И наличников таких нигде больше нет. Знаете, их посмотреть издалека приезжают…

— А здесь разве не такие? — спросил я.

— В этом корпусе? — Она махнула на меня крепенькой желтой ладошкой. — Что вы, Виталий. Разве это искусство? Это кич. Да вы завтра взгляните сами. А это панно? Разве искусство?

Мы все посмотрели на попорченное резное панно. Как и положено в охотничьем домике, оно изображало сцену охоты. Деревянные собаки азартно кусали за лапы деревянного орущего медведя, а одна вроде бы целилась вцепиться медведю в деревянное ухо. Правда, ухо это было отбито, и вцепиться было некуда. Очень может быть, что в это панно спьяну швырялись бутылками, а возможно, судя по некоторым следам, и томагавками, как ирокезы. Народные чиновничьи забавы.

Или мне показалось, или на медвежьей морде и в самом деле темнел грязный след – небольшой такой, не более пятирублевой монеты. Не утерпев, я поставил на стол свою кружку с недопитым чаем, покинул обширное кожаное кресло, где полчаса назад так уютно устроился, и ринулся проверить.

На меня посмотрели с интересом. Пухлый Леня заколыхался, как будто желая что-то сказать, пожевал толстыми губами, но не издал ни звука. Зато Феликс произнес заинтересованно:

— Что там, Виталий?

— Если кто-то привез сюда макаку, — медленно закипая, проговорил я с нарастающей угрозой, — то пусть сам моет ей ноги. — И, снова плюхнувшись в кресло, добавил: – А если это чьи-то дурацкие шутки…

В последнем я был убежден. Откуда взяться макаке? Явно кто-то шутил с дурна ума, и я догадывался кто.

— Кеша! — спохватилась Мария Ивановна. — Куда он пошел, вы не видели? Несносный ребенок. Кеша!

— Какой я тебе Кеша, ба? — донесся сверху обиженный дискант, и над балюстрадой показалась возмущенная лопоухая физиономия. — Называй как надо, а то меня нет. — И возмущенная физиономия убралась вместе с ушами.

— Викентий! Сейчас же спустись!

Внучек Марии Ивановны соизволил вновь явить свою физию из-за балюстрады и вызывающе шмыгнул носом.

— Другое дело. А мультики по телику скоро?

— Не знаю я, когда мультики! Лучше скажи: это ты следов понаставил? Только не врать!

— Каких следов, ба? — невинно поинтересовалось дитя.

— Обезьяньих!

— Не-а. А где следы?

— Вон, — показала Мария Ивановна. — И на нашей двери – тоже. Милена Федуловна уже возмущалась. Скажешь, не ты?

— Не-а, — уверенно отрицал внучек Викентий.

— А кто?

Мария Ивановна кипела. Марии Ивановне было мучительно стыдно перед нами за своего внука и за свое раздражение. Вот тебе и педагог-любимец, подумал я. А впрочем, сапожник всегда без сапог.

— Позавчера я такой след видел у себя в номере, — густо проклокотал Леня. — Утром умылся, хотел лицо вытереть и все такое – и на тебе. Прямо на полотенце.

— А у меня на оконном стекле, — проворчал Феликс. — Только не позавчера утром, а вчера. — Он потянулся к панно посмотреть, щелкнул по носу безухого медведя и уверенно кивнул. — Ага. Точно такой же грязный след и, что любопытно, с внешней стороны. На втором-то этаже. Что делать – не люблю грязи. Пришлось, знаете ли, открывать окно и оттирать, номер выстудил совсем. — Он покосился на меня и поправился: – То есть комнату…

Я усмехнулся про себя. Знаем ваши штучки. Покои, мол.

Апартаменты. Но кто же в них, апартаментах, комнатах, покоях и так далее, наставил обезьяньих следов, если не мальчишка?! Больше-то некому. Разве что незнакомый мне Борис Семенович на почве шизофрении подбирает ключи к чужим номерам, а также карабкается по наружным стенам, чтобы посадить отпечаток на стекло… а два телохранителя его, значит, подсаживают. Угу. Замечательная гипотеза, как раз годилась бы скрасить промежуток между двумя рюмками…

Стоп! Сегодня никаких рюмок. Стаканов – тем более. Феликс с Матвеичем – пусть пьют хоть вдвоем, хоть с толстым Леней, если возьмут к себе третьим эту двуногую клокочущую цистерну с эндокринными проблемами, а я – пас.

Что я, пить сюда приехал?

Пластмассовый чайник на краю стола закипел, забулькал и выключился. Феликс захлопотал:

— Еще чаю? Вам кофе, Леня? Сахар берите. А вам, Виталий? Чаю? С коньячком?

— Коньячку чуть-чуть, — предупредил я.

— А я знаю, кто следы оставляет, — донесся сверху дискант. — Нанопитеки.

А Толстый Леня хрюкнул в чашку и набрызгал.

— Кто?

— Нанопитеки, — последовал ответ сверху. — Маленькие такие обезьяночеловеки, они в сугробах живут. Им там хорошо, когда зима, А когда снег тает, они выползают и начинают всюду лазать. Это их следы, чесслово. Значит, и сюда уже залезли.

— Ты их видел? — не без иронии улыбнулась Мария Ивановна и обернулась к нам, — Вы, пожалуйста, не об внимания, он такой выдумщик…

— А они маленькие и прозрачные. Их нельзя увидеть. Они только следы оставляют.

Мария Ивановна погрозила внуку пальцем.

— Ладно, Викентий, за выдумку ставлю тебе пять, и иди сюда. Чаю хочешь?

— С конфетами? — немедленно вопросил внук.

— С печеньем.

Реабилитированный Викентий, не отзывающийся на имя Кеша (но не Викой же его звать, в самом деле), дождался еще одного, уже третьего по счету зова бабушки и съехал вниз по перилам винтовой лестницы. Вряд ли он принял в расчет центробежную силу, поскольку его сразу начало кренить набок так что, проехав от силы полвитка, он мелькнул ногами и остаток пути проделал в свободном падении. Мария Ивановна слабо охнула. Было слышно, как внучек с сухим стуком грохнулся о паркет. Из-за лестницы он появился, имея вид страдальца и хромая, кажется, на обе ноги. Мария Ивановна судорожным движением приложила ладонь к сердцу. Бездушный Леня гыгыкнул.

Я механически начал вставать, еще не успев сообразить, что мне надлежит сделать в этой ситуации, и очень сердясь как на Леню с его гнусной ухмылочкой, так и на индифферентного Матвеича, — а Феликс уже действовал. Во-первых, он крякнул. Во-вторых, длинной ручищей сграбастал мальца, поставил его перед собой, как новобранца, и принялся мять колени. Помяв, развернул Викентия афедроном к себе и отвесил звучного шлепка.

— Симулянт. Марш отсюда, нанопитек.

— Ба, чего он дерется! — завопил Викентий, шустро отбежав от Феликса на безопасное расстояние и потирая ушибленное место.

— В самом деле все в порядке? — У Марии Ивановны был голос узницы, получившей известие о помиловании.

— Мослы целы, связки целы, — проворчал Феликс. — Хитрец и симулянт Иных детей можно с парашютной вышки кидать без парашюта, лишь бы не на гвозди, а иной и в песочнице ногу сломает. Ваш – из первых.

— Ба чего он дерется!

— Викентий! — строго сказала Мария Ивановна: – Смотри, все расскажу маме.

— Ну и рассказывай. А чего он дерется? И обзывается.