Александр Громов - Крылья черепахи

Ответом его никто не удостоил. Матвеич покряхтел, помялся, сказал, что пора сходить проверить донки, однако с места не сдвинулся. Мария Ивановна тайком от внука быстро положила что-то в рот – валидол, наверное. Толстый Леня шумно пил кофе, нависая щеками над чашкой. По-моему, он потешался про себя и едва сдерживался, чтобы не фыркнуть прямо в кофе Я заметил, что Феликс на всякий случай отодвинулся от него подальше. Викентий подулся немного и очень скоро убедился в бесперспективности этого занятия.

Пить чай просто с печеньем он не пожелал. Он пожелал пить чай с печеньем и телевизором, вожделея, очевидно, мультиков. Мультики были, но, во-первых, они шли по такому каналу который ловился с ужасными помехами, а во-вторых, то, что с трудом пробивалось сквозь помехи, оказалось древним «Лошариком», однозначно презираемом всеми мальчишками, особенно теми, кто остается невредим при падении с парашютной вышки. Если, конечно, не на гвозди.

Викентий тут же зашипел и принялся щелкать кнопками. По всем каналам дружно шла реклама, один лишь раз на экране возник диктор теленовостей и успел сказать об очередном наводнении на юге Британии. Мелькнул джип, чинно плывущий по мутной улице-реке, после чего телевизор был выключен, а Викентий обиженно заявил, что не хочет ни чаю, ни печенья. Уговаривать его не стали.

Матвеич все-таки решился, вздохнул и, сказав «пойду донки проверю», нахлобучил треух и затопал к выходу. Леня, хлюпнув, допил кофе.

— Между прочим, — сказал Феликс, никому специально не обращаясь, — в моем замке сегодня кто-то ковырялся. Кто бы это мог быть, как вы думаете?

— Пропало что-нибудь? — с интересом спросил я. Феликс пожал плечами.

— Ничего не пропало, да, по-моему, никто и не влез. Замок только изуродовали, теперь открывается с трудом. Никто, случайно, ничего не видел?

Я развел руками, а Леня отрицательно замычал. Мария Ивановна переспросила, в каком номере живет Феликс, и услыхав, что в восьмом, а стало быть, на втором этаже, высказала уверенность в том, что неудачливый взломщик должен был пройти через холл. Феликс возразил, что в холле почти всегда кто-то сидит и чужого человека заметили бы. Вслед за тем повисла тишина: каждый сообразил, что ковыряться в замке мог и не чужой. Не очень-то приятное умозаключение, доложу я вам, и тишина нехорошая.

— А пятипалых следов на двери не было? — поинтересовался я.

— Нет, а что?

— Да так, — сказал, я мрачно. — У меня в номере таким следом наволочку изгадили. Какой-то нанопитек дверь отпер, пока я гулял… Нет, ничего не пропало, — поспешно добавил я навострившей уши компании. — По-моему, кому-то здесь просто скучно, развлекается кто-то, шутит, как умеет…

— Едрен пельмень! — свирепо всклокотнул Леня, сделавшийся вдруг очень похожим на перекормленного людоеда. — Драть за такие шуточки и все такое! По филею. Папиным ремнем.

По-моему, он притворялся, изображая ярость, и немного перебарщивал.

Мария Ивановна моргала, переводя взгляд с меня на Феликса, а с Феликса на Леню.

— Но простите… — вымолвила она. — Я понимаю, шутки эти глупые. Послушайте, Феликс, и вы, Леонид, но вы же сами говорили, что следы появились не сегодня и даже не вчера, а значит, Викентий никак не мог…

— А на Викентия мы баллон и не катим, — великодушно пробулькал Леня. — Нанопитеки, гы. Смешно придумал.

Взвизгнула входная дверь, по паркету часто застучали собачьи когти. Нагулявшийся бульдог, вывалив от усердия язык, натужно буксировал к нам Милену Федуловну. По-видимому, ее собственные планы этим нарушались, поэтому она дернула поводок и провезла за собой собаку юзом, пока та, жалобно подскулив, не смирилась с хозяйской волей и не засеменила следом, виляя обрубком хвоста. Было слышно, как в левом крыле лязгнул замок, затем резко хлопнула дверь.

Мария Ивановна вздохнула. Как видно, не без причины. Похоже, две учительницы, поселенные в один номер, не нашли общего языка.

Тут же в очередной раз потерялся и сейчас же вновь нашелся Викентий-Кеша. Выглядел он как с мороза, хотя я мог поклясться, что из корпуса он не выходил – входная дверь была у всех на виду, — и сразу потребовал чаю с печеньем. Мария Ивановна встревоженно привстала, пытаясь потрогать его лоб, в ответ на что внук очень ловко увернулся и, обежав стол, показал бабушке язык. Толстый Леня хрюкнул и забулькал горлом – я не сразу понял, что он так хихикает. «Пофигист и вообще странный», — вспомнил я и согласился с этим определением, Э, а уж не он ли тут над нами шутки шутит? Жизнерадостный больно. Такому подошло бы быть угрюмым флегматиком…

— А я нанопитека слышал, — объявил Викентий. — Вон там, в коридоре. Я иду, а он мимо пробежал по стене. Только следов не оставил, наверное, ноги вытер…

— Викентий, — строго сказала бабушка, — не выдумывай.

— Не, правда, ба! Я вот так иду, а он вот так мимо – тук-тук-тук, а потом – фр-р-р!

— Хватит, — пресек Феликс. — Мы слышали. Когда на горизонте появятся мегапитеки – стучи в рельсу. Мы на тебя надеемся. А пока пей чай. Виталий, вам налить? — Я кивнул. — С лимоном и коньячком?

— Да. Спасибо.

— А без чая?

Этот змей-искуситель с профилем истукана с острова Пасхи держал в руке бутылку и улыбался самым обольстительным образом. Я выругал себя на все корки и махнул рукой.

— Только немножко.

— Само собой! — Феликс совсем расцвел и налил. — Вот так, да? Один моль да один моль – сколько будет? Если по-химически – два моля. А если по-биологически, то две моли плюс все их потомство. Я говорил, что в моей комнате моли полно? Это все от кабаньей головы, она скоро совсем лысая будет. Леня, ты поддержишь?..

Мы сидели втроем, коньячок всасывался, и мне было хорошо. Десять минут назад Мария Ивановна ушла, извинившись и пожелав нам доброй ночи. Феликс не предложил ей коньячку, как видно, тоже заметив украдкой сунутую в рот таблетку, а может быть, просто хотел, чтобы она увела спать внука с его фантазиями насчет нанопитеков. Толстый Леня тоже не поддержал компанию и уволокся в свой номер. Зашла с улицы Надежда Николаевна, спросила, не видел ли кто из нас Инночку, и снова исчезла.

А пять минут назад в «Островок» ворвался рыболов Матвеич, хлюпая водой в галошах, сияя сумасшедше-счастливыми глазами и держа обеими руками за жабры скользкую рыбину, длинную, толстую и черную, как головешка. По-моему, в налиме было килограммов пять. Мы с удовольствием выслушали историю о том, как Матвеич, скользя по залитому водой непрочному льду, боролся с рыбиной не на живот, а на смерть и насилу одержал верх. Рассказ геройского рыбака на три четверти состоял из междометий, а жестикуляция была такова, что, не будь я начеку, со столика рукавом тулупа было бы сметено на пол все, включая коньяк и налима. Феликс, выудив из кармана складной стакан, немедленно наполнил его, мы выпили за рыбацкую удачу, и тут на сцене появилось еще одно действующее лицо.