Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

Перед сном я решил проведать Доменику, которой выделили комнату рядом с моей. Синьорина Кассини в белой шёлковой рубашке сидела на ковре у камина и с отрешённым видом допивала тёплое вино.

— Любимая, я пришёл, — с улыбкой приблизился я к Доменике и сел рядом на ковёр, обнимая её за плечи.

— Ах, Алессандро, — моя «поющая лиса» уткнулась острым носиком в моё плечо. — Я так ждала тебя.

— Прости, князь задержал, — шёпотом извинился я.

— Что вы делали? — поморщилась Доменика, видимо, почувствовав запах перегара.

— Пили водку и нюхали табак, — честно ответил я.

— Замечательное занятие, — усмехнулась синьорина Кассини.

— Прости. Мы совсем чуть-чуть выпили. Только за меня и за тебя. Как тебе твоя комната? Я специально попросил, чтобы рядом с моей.

— Не хочу тебя расстраивать, но я намерена ночью бежать отсюда. И если ты меня любишь, то последуешь за мной.

— Бежать? Но зачем? — удивился я. — Мы чем-то тебя обидели?

— Князь. Я боюсь его. Мне не понравился его взгляд.

— Брось, Доменика, — засмеялся я. — Пётр Иванович — замечательный и отзывчивый человек. Тебе незачем его бояться.

— Да, отзывчивый. Даже более, чем следовало бы, — с какой-то странной усмешкой ответила Доменика.

— Что именно тебе не понравилось? — явно не понимал я.

— Буду с тобой откровенна. Он смотрел на меня так, как мужчина смотрит на женщину.

— Это логично, — заметил я. — Что ж, мне есть, что тебе сказать. Князь догадался о твоей истинной сущности. У Фосфориных, похоже, встроенный индикатор, — как мог, объяснил я. — Только мой в связи с некоторыми проблемами сработал не так резко и не так быстро.

— Я поняла это без слов, Алессандро. Думаешь, я ничего не заметила? Думаешь, я не видела, какую реакцию вызвало у него моё пение? Сильвио полчаса назад вынес нам со Стефано последние мозги, в подробностях рассуждая о том, какое счастье для римского «виртуоза» играть принцессу в постели князя Фосфорини!

— Так это Сильвио тебя «накрутил»! — догадался я. — Не обращай внимания на его бессмысленные реплики, лишённые логики и здравого смысла. Князь ничего тебе не сделает. Наоборот, он очень обрадовался, что мы любим друг друга, и заранее дал добро на нашу свадьбу. А ты и вправду станешь принцессой, поскольку выйдешь замуж за меня.

— Ох, что-то не нравится мне всё это, — вздохнула Доменика.

— Перестань. Всё хорошо. Это кардинал запугал тебя до такого состояния, — я как мог, успокаивал возлюбленную, хотя что и говорить — сам пару недель назад бился в истерике, думая, что меня похитили недоброжелатели. Но неужели я мог признаться в подобном любимой женщине? — Тебе нечего бояться, пока я рядом с тобой. И я так давно не говорил… Я люблю тебя.

— Алессандро, — Доменика обняла меня за талию и положила голову мне на плечо. — Мой маленький принц.

— А ты — мой пушистый маленький лисёнок, — улыбаясь, ответил я, вспомнив сказку Сент-Экзюпери.

— Которого ты приручил, — добавила синьорина Кассини, проведя рукой от моего плеча до кисти. — Какой красивый, — улыбнулась она, взглянув на мой перстень, от тяжести которого у меня уже палец отваливался.

— Да, это Петру Ивановичу сам царь подарил. А Пётр Иванович отдал мне, поскольку ему и сыновьям маловат.

В какой-то момент мне бросился в глаза один момент: на руках Доменики не было перстней. Мне показалось это странным, ведь она раньше не снимала их даже на ночь и во время водных процедур. Что-то здесь не так.

— Доменика, а где твои перстни? — осторожно спросил я.

— Какая теперь разница? — вздохнув, ответила она вопросом на вопрос.

— Просто спросил, извини, — прошептал я и обнял Доменику за плечи, нежно целуя в щёки и губы.

В какой-то момент я не удержался и аккуратно помог Доменике лечь на ковёр, скользя рукой вдоль соблазнительных изгибов фигуры, просвечивающих сквозь полупрозрачную ткань сорочки. Потеряв контроль над собой, я судорожно целовал тёплый пушистый треугольник, скрытый под единственным слоем белоснежной ткани, и чувствовал накатывающую волну мурашек.

— Ах… Алессандро… Не надо сейчас…

С большим трудом я, наконец-то, смог остановиться. Действительно, сейчас не надо. Поэтому я просто обнял Доменику за плечи и нежно целовал, прижимая к себе.

— Алессандро, я хотела спросить тебя, — прошептала Доменика. — Почему князь зовёт тебя «Сашка»? Что это значит?

— Почему твой дядя зовёт слугу «Беппо»? — ответил вопросом на вопрос я.

— Беппо это сокращённое от «Джузеппе».

— Ну, а «Сашка» — это сокращённое от «Алессандро». Хотя, как и в итальянском, тут тоже есть варианты. Например, «Сашка» — означает нечто вроде «Сандраччо» — гадкий Алессандро. «Сашище» — это «Сандроне» по-итальянски. А «Сандрино», по-русски, будет «Сашенька», но я не люблю, когда ко мне так обращаются.

— Ясно, Сашище, — усмехнулась Доменика. — Но я буду называть тебя так, как ты захочешь.

— Тогда, зови меня просто «Саша», — улыбнулся я.

— Как скажешь, Сащья, — расплылась в улыбке синьорина Кассини.

По просьбе Доменики я остался на ночь в её комнате и в буквальном смысле разделил с нею широкую кровать. К ночи в помещении похолодало, и синьорина Кассини, всё это время пытавшаяся согреться после водной процедуры с холодной водой, пожаловалась, что замёрзла. Не желая допустить того, чтобы моя фея музыки простудилась, я забрался к ней под одеяло и нежно обнял, прижимаясь к ней, стремясь согреть и успокоить. Вскоре мне это всё-таки удалось. Ладони и ступни стали тёплыми, а дыхание более ровным. Какое-то время мы лежали под одеялом молча и смотрели на догорающий огонь в камине.

— Ты не представляешь, Алессандро, что я испытала, пытаясь найти тебя. Страшно сказать, мне даже пришлось опознать тела нескольких умерших юношей, которые, по словам его высокопреосвященства, были похожи на тебя. О, как я была зла на него! Не имея никаких доказательств, кардинал объявил в Капелле о твоём якобы самоубийстве и призвал молиться об упокоении души «грешного брата».

— Вот же… Слов нет, одни байты! — возмутился я.

— Ты хотел сказать, «буквы»? — поправила меня Доменика.

— Нет, я хотел сказать то, что я сказал. Это ужасно. Бедняга маэстро, что тебе пришлось пережить!

— Воспользовавшись моим временным унынием, кардинал решил поскорее воплотить в жизнь свои планы и через пару недель после твоего исчезновения сообщил о грядущем постриге. Пребывая в полной апатии и отчаянии, я дала согласие. Той же ночью мне приснился сон. Я видела светлого ангела, который плакал и призывал отказаться, пока не поздно. Проснулась я в панике и поспешила сообщить кардиналу о своём решении. Его высокопреосвященство впал в бешенство от моих слов и, схватив меня за волосы, поволок в собор Сан-Пьетро, где должно было свершиться неугодное Богу деяние.