Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Но не волнуйся, я сегодня же увезу Сильвио в Рим, пока твой отец не придушил его, — засмеялся Стефано. — О, я забыл спросить, как прошла ночь?

— В каком смысле? — не понял я.

— Да ладно тебе, я видел, как ты поздно вечером зашёл в комнату к Доменико. Я чуть позже хотел вас навестить, поговорить «за жизнь», но в коридоре столкнулся лицом к лицу с князем. Так вот он не велел вас беспокоить. Неужели знает?

— Знает, — усмехнулся я. — Но ты лишний раз об этом не упоминай.

— Буду нем, как твоя Филомела, — засмеялся Стефано. — Так ты мне ничего не рассказал. Не хочешь поделиться с другом впечатлениями?

— Если ты об этом, то мы ничего такого не делали, — поспешил заверить я, обнаружив при этих словах тень разочарования на лице сопраниста. — Нам и без этого вместе хорошо, — улыбнулся я.

— Ах, вот что значит, настоящая любовь! — с этими словами эмоциональный сопранист даже прослезился. — Та самая, что «долго терпит и не ищет своего»!

— Ну хватит сопли развешивать, — я по-дружески похлопал парня по плечу. — Лучше расскажи, что такого произошло, что кардинала так внезапно арестовали.

— И смех, и грех, Алессандро. Его высокопреосвященство, по всей видимости, все эти годы служили не Христу, а Меркурию! Разграбил всю папскую казну, я краем уха слышал — там не список, а бесконечная последовательность убытков!

— Вот тебе и раз, — вздохнул я. — Хотя от этого человека всего можно ожидать.

— Узнав о происшедшем, Доменико расстроился до глубины души. Решив, что тоже виноват, он продал все свои украшения и карнавальные платья, а полученные деньги отнёс в Ватикан. Этот поступок спас его от тюрьмы, но в Капеллу его обратно не берут. Не знаю, что кто наплёл новому кардиналу, но он ясно сказал, чтобы Кассини даже на порог Капеллы не пускали.

— Бедный Доменико, как же я его понимаю, — вздохнул я. — Но, тем не менее, я рад, что всё обошлось. Кстати, где сейчас Флавио и Микеле?

— Их отослали в Неаполь, к родителям. Но я считаю, что Флавио бы палкой отходить не помешало! Ведь это он на дядюшку донёс. А в итоге самого выкинули.

— Так ему и надо, — заключил я. — Что ж, как бы то ни было, Доменико теперь в безопасности, а мы сделаем всё возможное, чтобы создать для него благоприятные условия.

— Ты уже спрашивал у князя разрешение для меня поехать с вами? — воодушевлённо спросил Стефано.

— Нет ещё, но я думаю, он с радостью тебя возьмёт, — обнадёживающе ответил я. — Мы бы и Карло с собой взяли, но Доменико сказал, что твой брат принял весьма неожиданное решение стать аббатом.

— Да, это так. Я и сам от него не ожидал, — признался Стефано. — Но тем лучше для него: когда я уезжал, брат гораздо лучше выглядел, чем пару недель назад, когда он, окончательно разочаровавшись в современном состоянии науки, пребывал в глубочайшем унынии. Я посоветовал ему обратиться за советом к падре Лоренцо, и тот благословил его начать духовную карьеру.

— А ты, Стефано? — поинтересовался я. — Не планируешь последовать примеру брата?

— Нет, Алессандро. У меня совсем иные планы на жизнь, — загадочно улыбнулся сопранист.

Часов в восемь утра вся честная компания по традиции собралась в обеденной зале. Сильвио, не выспавшийся и недовольный, присоединился к нам к половине девятого. Уж лучше бы он остался завтракать в гостевой комнате: сидя за столом, синьор Долорозо бросал на князя до того нескромные и вызывающие взгляды, что я даже усомнился в его «виртуозности» и хотел было вывести из-за стола, но Доменика мне не позволила. Что касается Петра Ивановича, то он не воспринимал всерьёз этот нелепый флирт. Но вот меня этот деятель в конце концов достал, поэтому я не придумал ничего лучше, чем предложить ему починить свою туфлю в обмен на хороший костюм. Сильвио согласился, и до конца трапезы мы его не видели и не слышали.

После завтрака Стефано и Сильвио поспешили откланяться и стали собираться в путь. Пётр Иванович любезно предоставил «виртуозам» лакея и кучера, рассудив, что певцу не место на козлах, а также вручил Стефано корзинку с оладьями, с усмешкой намекнув, чтобы они поделили поровну. Крепко обнявшись с другом, я обещал навестить его, как только буду в Риме.

Доменика, несмотря на первоначальные протесты, вскоре поддалась на уговоры с моей стороны и согласилась остаться с нами, дабы на следующий день мы вместе выехали в Рим. После обеда синьорина Кассини выпросила у князя разрешение позаниматься со мной вокалом в его кабинете. Прозанимались мы часа два с половиной, после чего Пётр Иванович вновь позвал меня строить баню, весьма оценив моё рвение к работе, а Доменика осталась в кабинете репетировать свою оперную партию.

К вечеру, когда совсем стемнело, строительство было почти завершено, оставалась лишь самая малость, которую князь решил доделать по приезду из Рима. Пока что мы сидели в кабинете и наслаждались прекрасной игрой Доменики, которая согласилась исполнить для нас свои композиции, а затем и запела, и её голос хотелось слушать вечно. На этот раз со стороны князя не последовало столь бурной реакции, как день назад, вероятно, сказалась усталость после напряжённой физической работы. Что до меня, то с непривычки болели мышцы плеч, но я не обращал на это внимания.

— Пётр Иванович, помните, вы утром обещали рассказать про наших предков, — напомнил я, когда Доменика прекратила играть и, поднявшись из-за клавесина, присоединилась к нашей компании за карточным столиком.

— Завтра расскажу. В дороге. Всё равно заняться нечем будет. А сейчас, дети мои, пора спать. Выезжаем на рассвете, не поторопитесь — останетесь здесь.

Комментарий к Глава 41. Допрос «партизана» и поездка в Рим В России до 19 века чистую водку без добавок называли вином. В то время, как правило, этот напиток изготавливался из ржи.

====== Глава 42. Согласие и примирение ======

Рано утром изящная княжеская карета, запряжённая четвёркой вороных, выехала из ворот тосканской резиденции Фосфориных и вскоре покатилась по Кассиевой дороге на юг Италии. Как утверждала Доменика, эту древнейшую магистраль строили её дальние предки, от которых и произошла фамилия «Кассини», но, к сожалению, никаких доказательств она предъявить не могла.

Ранний выезд и предшествовавшая ему бессонная ночь — по закону подлости, нам обоим в ту ночь было не уснуть — привели к тому, что, едва только отъехав на пару километров от дома, Доменика сладко уснула в моих объятиях, а затем и мои «системные ресурсы» были захвачены Морфеем. Мы так и проспали четыре часа, свернувшись клубком на мягком сидении. «Как два котёнка», — потом смеялся Пётр Иванович.

Надо отдать должное князю, который хоть и поворчал впоследствии и назвал «лодырями и лежебоками», но будить нас не стал, вероятно, из уважения к Доменике. Проснулись мы лишь к полудню, когда лучи солнца бесцеремонно проникли к нам в карету через «открытый порт» — щель в ставнях на окнах кареты — и заставили открыть глаза.