Бернар Вербер - Последний секрет [litres]

Никто меня не остановит. Хочу. Еще.

– Еще немножечко?

– Да, охотно, доставьте удовольствие. Благодарю.

Жером Бержерак снова разливает ярко-красное вино по хрустальным бокалам. Ресторан клуба CIEL заполняется эпикурейцами и эпикурейками. Бородатый мужчина, виляя между столами, приветствует всех по имени.

– Да это Жером! Привет, Жером! Очаровательная мадемуазель снова здесь. Знали бы вы, как мы переживали после вашего исчезновения!

– Оставь нас ненадолго, Миша, мы обсуждаем важные вещи, понимаешь? – отмахивается Бержерак.

– Слово «серьезность» здесь не в почете. А это кто? – спрашивает глава клуба, указывая на Умберто. Миллиардер вынужден встать и отвести организатора в сторону.

– Видишь ли, мы тут играем в полицейское расследование.

– В таком случае я вас оставляю.

Умберто щедро плещет себе «Мутон-Ротшильд», как будто стремится найти в алкоголе повод для чистосердечного признания.

Лукреция тянет Мишу за рукав:

– У вас не найдется сигареты?

– Могу предложить сигары. Сигареты считаются здесь некоторой банальностью.

Она соглашается на сигару и глотает дым в надежде на наслаждение. Кашляет, пробует еще.

Как Тенардье умудряется смолить этакую дрянь? Мерзкий вкус, головная боль и вдобавок вонища.

Но потребность в никотине не позволяет ей отступить.

– Значит, Финчер застает вас в лаборатории… – возвращает Исидор Умберто к прерванному рассказу.

– Я еще не сказал вам, что утром, когда я его вез, он был в шляпе. «Эксцентричность ученого», – подумал я тогда. Но, к моему огромному удивлению, он и в лаборатории остался в шляпе. «Что вы здесь делаете, Умберто?» – спрашивает. Я что-то промямлил, но до него быстро дошло, что я все понял. «Что случилось с мышами?» – спросил я. «Секрет», – отвечает. Я ему и говорю: ясное дело, им сделали трепанацию, вживили в мозги электроды дистанционного включения. По-моему, говорю, вы нашли в их мозгах местечко, делающее мышей умнее. Он странно, почти зловеще рассмеялся. «Браво», – говорит. Тогда меня понесло. Мыши, говорю, умнеют оттого, что им хочется получить разряд в мозг. Он стоял в тени, поле шляпы скрывало глаза. Я слышал только голос – возбужденный и одновременно утомленный. Вдруг он делает шаг вперед и снимает шляпу. Голова оказалась бритая, забинтованная. Нелепая деталь: из его головы, совсем как у мышей, торчала какая-то антенна. Я в страхе попятился.

Лукреция сглотнула.

– И тогда…

– Я только пробормотал: «Эксперимент Джеймса Олдса»?

Он улыбнулся, удивившись, что я так быстро вспомнил про Олдса, и покачал головой.

«Да, эксперимент Олдса, поставленный, наконец, на человеке»».

Умберто укоризненно смотрит на пустой бокал и снова его наполняет, чтобы набраться храбрости.

– Что еще за эксперимент? – интересуется Исидор, уже доставший из кармана компьютер и записавший имя; то же самое сделала Лукреция, приготовившая блокнот.

– Эксперимент Олдса… В маленьком мире неврологии это легенда, в основе которой лежит быль. Все началось в 1954 году. Американский нейрофизиолог Олдс составил карту реакций мозга на электрическое стимулирование, зона за зоной. Он исследовал область мозолистого тела, где находится перемычка между полушариями.

Умберто Росси хватает ручку и рисует на скатерти головной мозг.

– Так он наткнулся на вентромедиальное ядро, считающееся центром насыщения. Его разрушение приводит к булимии.

Умберто обводит соответствующий участок и рисует отходящую от него стрелку с аббревиатурой.

– Он также открыл AHL, латеральный участок гипоталамуса, считающийся центром аппетита. Его разрушение приводит к анорексии. И еще один занятный участок, названный им MFB, бугор переднего промежуточного мозга, особенность которого в том, что там помещается центр удовольствия.

Бывший нейрохирург ставит точку в центре мозга.

– Центр удовольствия?

– Многие неврологи считают это Граалем. Анекдотичная особенность: совсем рядом расположен центр боли.

Увлеченно слушающий рассказчика Жером Бержерак бормочет:

– Не эта ли близость объясняет то, что люди путают удовольствие и боль и становятся садомазохистами?

Умберто пожимает плечами и с пылом продолжает:

– Электрод, вживленный в центр удовольствия у крысы и соединенный с устройством, позволяющим зверьку самому включать стимуляцию, задействуется до восьми тысяч раз в час! Зверек все забывает: еду, секс, сон.

Вертя бокал, он проводит мокрым пальцем по его краю, извлекая из хрусталя высокий, как визг, звук.

– Все, что кажется нам приятным в жизни, радует нас только в той степени, в какой стимулирует эту зону.

Он ударяет кончиком ручки в точку, обозначенную им как центр удовольствия, протыкая в скатерти дырку.

– Это то, что побуждает нас к действию. Здесь причина всех наших поступков. Сэмюэл Финчер назвал эту точку «Последним секретом».

Еще. Еще. Как они не понимают, что важно только ЭТО. Все остальное – пыль. Существование – не более чем череда мелких шажков с целью испытать то, что испытал сейчас я. Еще. Здесь все останавливается… Еще, сжальтесь, еще, еще, еще, еще.

Моряк, довольный произведенным впечатлением, вытаскивает из кармана и раскуривает пенковую трубку.

– Сильнее этого нет ничего на свете. Деньги, наркотики, секс – ничтожные ввиду своей косвенности потуги возбудить это местечко.

Все набрали в рот воды и мысленно оценивают значение услышанного.

– Вы хотите сказать, что все, что бы ни мы делали, преследует единственную цель – стимулировать эту зону? – спрашивает Лукреция Немрод.

– Мы едим для стимуляции MFB. Мы говорим, ходим, живем, дышим, занимаемся предпринимательством и любовью, воюем, совершаем хорошие и плохие поступки, размножаемся только ради электрического стимула в этой зоне. «Последний секрет». Это наше наиболее глубинное, наиболее жизненное программирование. Без него мы ко всему утратили бы вкус и умерли бы от тоски.

Молчание. Все смотрят на остатки бараньих мозгов в тарелках. В головах участников разговора происходит мгновенное осознание головокружительной важности сделанного Джеймсом Олдсом открытия.

– Как вышло, что такое исследование осталось незамеченным? – спрашивает Жером, теребя усы.

– Вы представляете себе последствия его огласки?

Умберто кладет трубку и подзывает официанта, чтобы попросить стручкового перца. Обработав перцем кусок хлеба, он торопливо его глотает. От этого он багровеет, с трудом дышит, гримасничает.

– Теперь я не почувствую вкуса других блюд… Понимаете? Прямое стимулирование «Последнего секрета» подавляет любую другую деятельность. Как я сказал, подопытные животные забывали все жизненно важные потребности: еду, сон, размножение. Это абсолютный наркотик. Это как слепящий свет, из-за которого любой другой свет меркнет.