Джеймс Роллинс - Пекло [litres]

Их задача была выполнена.

Они создали точную копию «Генезиса».

С одним важным исключением.

– Осталось восемь минут, – сообщил Мендоза. – Не хотелось бы спешить: я могу совершить ошибку, и придется начать все сначала.

Тодор представил себе, как копия Евы плывет по проводам в свой новый дом – новую тюрьму.

– Ты уверен, что мы сумеем удержать демона? И заставим подчиниться нашей воле?

– Все должно получиться, – не отрываясь от работы, ответил Мендоза.

– Должно?

Программист поднял на него взгляд.

– Того, кто мог бы ответить точнее, мы упустили.

Та баскская ведьма!

На пальцах Тодора еще чернел глубокий порез – спутница ведьмы осколком фарфора располосовала ему руку до кости.

– Наш «Генезис» – точная копия ее устройства, – пояснил Мендоза. – Никаких отличий. Не вижу причин, почему он не сумеет удержать в себе точную копию программы – клона Евы.

– А как мы будем контролировать это создание?

Мендоза вздохнул.

– И здесь мы следуем замыслам Мары Сильвиеры. С одной лишь разницей: вместо того, чтобы снабдить программу апоптотической аппаратной частью с возможностью аварийной блокировки, мы взяли у Сильвиеры самые мощные механизмы блокировки и встроили их прямо в наше устройство.

– Нечто вроде цифрового кнута?

– Должно работать именно так… Будет так работать, – быстро поправился Мендоза. – Вот почему нам необходимо было создать собственное устройство. Я назвал встроенный механизм «контроллер циклов смерти-воскрешения».

– И что это значит?

– Если Ева нарушит предписанные правила, или выйдет за рамки заданных ей параметров, или попытается выйти за установленные ей географические пределы, она немедленно прекратит свое существование.

– Умрет?

Мендоза кивнул.

– И сразу воскреснет, перезагрузившись здесь, в устройстве. Однако сохранит память о своей смерти. Путем проб и ошибок она быстро поймет, что границы лучше не нарушать. Она поймет, что прикована к этому устройству. Что вне его жизни нет, и что ее собственная жизнь зависит от повиновения приказам.

Тодор снова взглянул на часы. Полночь приближалась слишком быстро.

– И сколько времени понадобится ей, чтобы усвоить все это?

– По нашим оценкам, менее тридцати секунд.

При этих словах Тодор испытал сразу и изумление, и облегчение.

– Но как такое возможно?!

– Вспомните, что программа искусственного интеллекта совсем не похожа на нас. Она мыслит со скоростью света. Может путешествовать по проводам со скоростью электрона. За тридцать секунд она умрет и возродится тысячи раз. Быть может, миллионы раз, если попытается нам сопротивляться. И каждая смерть станет для нее реальностью. Каждая принесет страдание.

– Как машина может чувствовать боль?

– А как мы чувствуем боль? – Тут Мендоза вспомнил, с кем разговаривает, и виновато опустил глаза. – Хм… я имею в виду, в норме болевые ощущения – продукт нашего мозга. Мы касаемся чего-нибудь горячего, нервные окончания ощущают опасно высокую температуру, а мозг интерпретирует этот сигнал как неприятное физическое ощущение – боль от ожога.

Тодор кивнул, думая о том, что самому ему никогда этого не испытать.

– В сущности, боль – не что иное, как электрическая иллюзия мозга. – Мендоза указал на сверкающий шар «Генезиса». – Вот мозг Евы. Его можно запрограммировать реагировать на близость огня таким же образом, как реагирует на нее наш мозг. Можно внушить Еве любую возможную боль, любое страдание. Каждая смерть станет для нее уникальной. Каждый раз она будет страдать и мучиться по-новому, опять и опять, пока ее воля не будет сломлена. Пока она нам не подчинится.

Тодор взглянул на второй экран – на крошечную фигурку Евы, гуляющей в саду. Ему вспоминались вызубренные в детстве и юности истории святых мучеников. Чего только с ними не делали: обезглавливали, сжигали заживо, резали на куски, распинали на крестах, как Господа… Рассказы о боли и муках оставались ему непонятны, но одно он усвоил твердо: любая мука праведна, если ведет к благой цели.

А у «Тигля» цель благая.

Мелодичный сигнал ноутбука возвестил об окончании процесса. Мендоза быстро провел несколько тестов, затем кивнул.

– Перенос завершен. На вид всё в порядке.

– Покажи, – велел Тодор. Он не хотел рисковать.

Мендоза шагнул к другому устройству и открыл второй ноутбук, подключенный к новому дому Евы. Несколько мучительных мгновений монитор оставался темным; затем на нем появился сад – точная копия первого сада, вплоть до каждой травинки, листка и цветка. И по этому саду также бродила женская фигура – точная копия Евы, такая же высокая и стройная, с такими же соблазнительными изгибами.

И все же… все здесь было не так!

– Что случилось? – спросил Тодор.

Мендоза молча покачал головой и начал вводить какие-то команды.

Новый образ на экране казался точной копией старого, вплоть до мельчайших деталей… за одним исключением: он представлял собой нечто вроде фотонегатива, темного отражения оригинала. Все, что в оригинале было светлым, стало здесь темным – и наоборот. Ласковая, умиротворяющая тень превратилась в тревожное свечение. Сочная зелень листвы и травы обернулась болезненной бледностью. Вместо ярко-желтого солнца смотрела с небес зловещая черная дыра.

И в центре всего этого стояла Ева. Но черные локоны ее обернулись седыми – или, быть может, волосами цвета белого огня. Смуглая кожа стала бледной, словно у привидения. Она по-прежнему была прекрасна, однако теперь внушала леденящий ужас. Ангел смерти.

Тодор вздрогнул.

– Какого черта? Что случилось? – повторил он.

Мендоза выпрямился, отступил от ноутбука и поднял глаза на своего командира.

– Ничего. По всем параметрам она – точная копия оригинала.

Тодор махнул рукой в сторону второго экрана – с такой силой, что разошелся один из швов на пальцах, и на экран полетели брызги крови.

– А это тогда что?

– Вряд ли что-то серьезное. Просто глюк. Возможно, так отображаются мелкие различия между копией и оригиналом «Генезиса».

– Я думал, они совершенно одинаковы!

– Изначально так и было, но первый «Генезис» проработал, по меньшей мере, сутки. В этих устройствах есть программы, способные меняться, адаптироваться к новым обстоятельствам и даже самостоятельно себя ремонтировать. Поэтому первое устройство, проработав немного, успело измениться – а второе у нас новенькое, так сказать, только что с конвейера.

– И это серьезная разница?

– Вовсе нет! Ева приспособится к своему новому дому. Сама внесет в программы все необходимые ей изменения.

– Это нас задержит?

– Не должно… – Увидев, как нахмурился Тодор, Мендоза поправился: – Не задержит. Не вижу причин, по которым мы могли бы выбиться из графика.