Дин Кунц - Комната шепотов [litres]

Не глядя на него, Хейзел сказала:

– После возвращения Коры из Кентукки я несколько раз заезжала к ней и находила ее чуть ли не в трансе: она сидела, погруженная в свои мысли. Она выглядела… загнанной, по-другому и не скажешь. Приходилось обращаться к ней два-три раза, прежде чем она замечала меня. Вероятно, она боялась чего-то и не хотела говорить об этом.

«Паук, который ткал паутину в ее мозгу, – подумал Лютер, – и откладывал яйца в его складках».

После очередной паузы Хейзел сказала:

– Нужно мне было поднажать на нее. Проявить больше озабоченности. Больше дружеского участия.

– Вы не несете ни малейшей ответственности за то, что случилось в отеле «Веблен».

Хейзел посмотрела на него:

– Я знаю, Лютер. Знаю. И все же, черт побери, чувствую, что несу ответственность.

Джейн снова опустилась на стул, пододвинула его поближе к Ларкину, положила рядом сумочку и села так, что их колени чуть не соприкасались. Тепло улыбнувшись, она наклонилась и успокаивающе потрепала адвоката по левой руке:

– Как дела, командир?

Ларкин не знал, что думать о ней. Он оказался на некоем внутреннем перекрестке, где обескураживающим образом пересекались ярость, страх, чувство вины и замешательство, а также постоянно убывающая надежда на то, что он знает, как выкрутиться и оказаться в безопасности. Он сидел молча, не пытаясь ни оправдываться, ни придумывать доводы, ни лгать, чтобы изменить ситуацию в свою пользу.

– Ты здоров? – спросила Джейн. – У нас еще есть дела. Хочу, чтобы ты побыл здесь со мной. Нам теперь нужна ясность в мыслях, Рэнди. И чтобы не так, как раньше, – ни притворств, ни уверток, ни манипуляций.

Ларкин мог представить себе, как она узнала об «Аспасии», но явно был потрясен тем, что всплыло его соучастие в убийстве Сакуры Ханнафин. Он явно не помнил самых важных слов, сказанных им Лоренсу Ханнафину во время первого телефонного разговора – из тех, что прослушала Джейн. Когда журналист настаивал на повышении до редактора, полагая, что заслуживает благодарности, Ларкин ответил: «Ты забыл, что мы сделали для тебя всего год назад?» Сакура уже год как была мертва.

Для Ларкина Джейн была теперь не просто мучителем, не просто противником, тем, кого нужно обмануть с помощью слов или устранить с помощью насилия, к которому он относился без всякого предубеждения. Смятенный и беспомощный, он стал видеть в Джейн волшебницу, черпающую знания неведомо откуда и действующую непостижимым образом. Неизвестно, что выкинет волшебница всего через минуту, какое заклятие наложит на тебя, какое колдовство применит, преследуя непонятную тебе, но ужасную цель.

– Фирма, которая представляет Дэвида Джеймса Майкла как в деловых, так и в личных вопросах, официально располагается в Нью-Йорке. Ты знаешь ее название? – спросила Джейн.

Ларкин помедлил, раздумывая о том, какой подвох может скрываться в этом невинном вопросе, и делая прикидки; веки почти целиком закрывали его глаза, как у крокодильего бога какого-нибудь древнего племени. Наконец он сказал:

– «Форсайт, Хаммерсмит, Эймз и Кэрроуэй».

– Очень хорошо. Отлично. – Джейн не знала, будет ли ее очередное высказывание правдой, но этот вывод напрашивался, стоило лишь немного подумать. – Если бы ваш заговор был таким же ясным и рациональным, как операции мафии, ты стал бы известен как тайный советник Д. Д. Майкла, человек, к которому он обращается за юридической помощью в важнейших вопросах.

– Мы не какие-то паршивые макаронники, – сказал Ларкин, который даже в таких обстоятельствах не мог избавиться от снобизма.

– Да, я знаю. У вас союз людей с активной гражданской позицией, влиятельных персон и блестящих интеллектуалов, равного которому не было в истории.

– Вы насмехаетесь, потому что ничего не понимаете.

– Понимаю или нет, но ты сейчас подтвердил, что являешься кем-то вроде тайного советника Д. Д.

Ларкин открыл было рот, чтобы возразить, вспомнил свое гордое высказывание насчет паршивых макаронников и не стал ничего говорить.

– Ты должен сказать мне, где и как мне лучше всего добраться до Д. Д., преодолев охрану.

– Это невозможно.

– Я хочу знать слабые места в его обороне.

– Таких мест нет.

– Они всегда есть.

– Но не у него.

– Если ты хорошенько подумаешь, то поймешь, что я права.

Джейн положила сумочку на колени и вытащила оттуда электрошокер типа «тазер», но не тот, который выстреливает дротиком на проводе, а другой, требующий, чтобы цель находилась на расстоянии вытянутой руки.

– Знаешь, что это такое, Рэнди?

– Да. И что с того?

Быть крутым. Спокойным. Не удостаивать эту штуковину взглядом, делать вид, что угроза тебя ничуть не впечатлила.

– Поначалу я хотела поработать с тобой при помощи этой штуки. Даже взяла два комплекта запасных батареек. Ты накачиваешь мышцы в своем домашнем спортзале. Ты в хорошей форме, но сердцевина у тебя мягкая. Ты ведешь тепличную жизнь и почти не знаешь боли. Сотня разрядов – и ты скажешь мне все, что я хочу знать, только для того, чтобы я не подала еще сотню.

– Попробуй.

– Может, и попробую. – Она положила шокер обратно в сумочку. – Но пока это возможно, я не хочу брать на себя роль мучителя.

Ларкин слегка выпрямился на своем стуле и поднял голову, не в силах осознать, что, скрывая улыбку удовлетворения, он принял совершенно неподходящий для этого момента вид и фактически изобразил самодовольную ухмылку. Ему показалось, что его похитительница очертила для себя этические границы, за которые не выйдет.

– Нет, не это, – сказала Джейн, словно читая его мысли. – Я хочу избавить себя от неприятностей, связанных с истязанием. Ты будешь сопротивляться хотя бы для того, чтобы показать свою силу воли. Сначала будешь сопротивляться, потом вырубишься, и мне придется приводить тебя в чувство. Ты наблюешь и обмочишься. Я бы не хотела видеть этих грязных подробностей пытки, потому что ты вызываешь у меня отвращение.

Теперь на его лице не появилось даже тени улыбки.

Джейн вытащила из сумки небольшой пакет со струнной застежкой и показала Ларкину содержимое: разрезанная на четыре части сосиска. Открыв пакет, она разбросала куски сосиски по темным углам, где валялись кучи бумаг.

Последовала настороженная тишина, затем в зловонном мраке внезапно раздались шуршание и тонкие писки соперников, сражающихся за территорию: нетерпеливая деловитость, свойственная тем, кто никогда не может утолить свой голод. Встревоженные шарканьем ног обитатели гнезд и прочих укрытий снова стали испускать мимолетные запахи мочи, плесени, мускуса, характерные для грызунов.

– Здесь их без счета. Никто не беспокоил их годами. Может быть, они даже не знают, что людей нужно бояться.