Дин Кунц - Комната шепотов [litres]

Ей показалось, что Ларкина трясет, но сказать наверняка было трудно – его пальцы с силой вцепились в подлокотник. Джейн провела пальцем по его шее, сзади, и он испуганно вскрикнул, словно решил, что это лезвие ножа. Она наклонилась к его нетронутому уху и прошептала:

– Речь идет не столько о сексе, сколько о власти. Разве нет, Рэнди? О полной власти над этими девушками.

– Я не знаю, – сказал он несчастным голосом.

– Не знаешь? Не очень задумывался над этим? – Она положила руки ему на плечи и принялась массировать, словно снимала стресс. – Ты бил девушек, Рэнди? Торчал оттого, что бьешь?

– Нет. Нет, черт побери. Все не так.

– Тебе нравится делать с ними то, что унизило бы незапрограммированную девушку? А ты никогда не заходил слишком далеко? Не убивал никого из них?

– Это безумие. Сумасшествие. Вы больны.

Джейн массировала его плечевые мышцы.

– В тот вечер, когда я была там, одну из девушек задушили. Понимаешь, полная покорность. Он, вероятно, кончил, делая это. Я знаю, тебя в тот день не было, но разве тебе не хотелось того же?

– О Боже, – сказал он слабым, сокрушенным голосом. – О Боже.

– Думаешь, Он прислушается к тебе, Рэнди? Вряд ли Господь сейчас слушает тебя. И в любом случае, я думаю, что вы, ребята с утонченным вкусом, не убиваете девушек каждый день. Иначе начнутся серьезные проблемы с кадрами. Это случается лишь время от времени, когда один из вас вдруг начинает чувствовать себя хозяином вселенной.

– Я не ангел, но вы ошибаетесь насчет меня. Я не способен никого убить.

– Да, ты нанимаешь убийцу. У Сакуры Ханнафин была аллергия на яд шершня. Смертельно опасная аллергия. Ее муж, репортер Ларри, очень вовремя уехал в командировку. Кого ты нанял, чтобы напустить шершней в машину Сакуры Ханнафин?

– Это несерьезно. Так случается, это вполне естественно. Шершни залетели в ее машину. Никто их туда не напускал. Не все ужасы в мире связаны со мной.

– Она, вероятно, думала, что ее лекарство лежит в бардачке, – сказала Джейн. – Автоматический шприц с адреналином и жидким бенадрилом. Когда охранник торгового центра нашел Сакуру мертвой, крышка бардачка была поднята – женщина умерла от анафилактического шока. На ее лице сидел шершень, по салону летали два других. Лекарства она всегда держала при себе. А в тот день, наверное, забыла. Мы все что-нибудь забываем, правда, Рэнди?

Менее чем через десять минут после выхода из квартиры Кэмми Ньютон звонит Джейсону Драклоу из проулка за офисом. Он откатывает кресло от компьютера, на котором просматривает записи с камер наблюдения за дорожным движением, и подъезжает ко второму компьютеру. Там открыта «Гугл-карта», красная точка, то есть телефон Рэнди Ларкина, по-прежнему мигает в проулке. Рядом с ней теперь появилась вторая точка – голубая, обозначающая Кэмми.

– Тут нет ничего, дорогой! Ни Ларкина, ни его «мерседеса». И телефона нигде не вижу.

– Ты почти стоишь на нем, детка. Отойди на несколько футов к западу. Вот так. А теперь один-два шага вправо. Нет, слишком далеко. Назад и налево. – Два мигающих значка совместились. – Вот здесь.

– Я стою на какой-то крышке с решеткой – то ли водосток, то ли вентиляция. На ней название компании.

– Он бросил телефон в решетку, – говорит Джейсон.

– Или это сделал кто-то другой, – поправляет его Кэмми.

Лютер Тиллмен уже знал, что Доменная Печь – это небольшой городок в Кентукки, на озере Доменная Печь. Шестьсот жителей. Самый крупный работодатель – пятизвездочный супердорогой отель на сто номеров. Это и кое-что другое он узнал в Интернете. Но он не знал, почему Кора Гандерсан вставила эти три слова – может быть, неосознанно – в строки своего странного дневника, полные навязчивых повторов.

Хейзел Сайвертсен отобрала красный кружок, синий полумесяц и желтую росинку и поместила все это в раму.

– Кору пригласили на конференцию в отель на озере Доменная Печь – четыре дня, пять ночей, все расходы оплачены. Она была очень рада.

– А что за конференция?

– Проблемы образования детей с особенностями развития. Предполагалось совместить конференцию с награждением тех, кто раньше был признан учителем года в своем штате или городе.

– Когда это было?

– В прошлом августе. До начала занятий.

– И кто был организатором?

– Какой-то благотворительный фонд «Семена». Нет, «Сеянцы». Благотворительный фонд «Сеянцы».

– Кора поехала одна?

Выгибая свинцовый переплет в соответствии с формой росинки, Хейзел сказала:

– Она могла привести гостя, например подружку. Но это испортило бы дело, если бы среди мужчин оказался тот единственный, предназначенный для нее. В конце концов, все они, как и Кора, любят детей, которых большинство людей считают безнадежными. Может, вам это трудно понять, но Кора была настоящим романтиком. Она верила, что у каждого из нас где-то в мире есть свой, особенный человек, и ждала, когда судьба соединит ее с этим особенным. Поездка в Кентукки в одиночестве была чем-то вроде пинка судьбе.

Лютер прочел несколько рассказов Коры и часть романа и поэтому знал о ее романтических устремлениях – она писала о надежде и о скрытой доброте людей без сентиментальности, даже, напротив, с волнующей подспудной грустью. Но он не собирался рассказывать Хейзел об этих тетрадях, которые кто-то хотел уничтожить вместе со всем, что было в доме Коры.

– И она познакомилась с мужчиной на этой конференции?

– Познакомилась с одним-двумя, которые ей понравились, но не нашла такого, перед которым, по ее выражению, была бы готова ходить на задних лапках.

– Но вы сказали, что с ней там что-то случилось.

Хейзел перестала работать и теперь, казалось, изучала сочетание формы и цвета в законченной части композиции, так, словно смотрела в прошлое сквозь стекло воспоминания.

– Это нелегко объяснить, Лютер. Но после озера Доменная Печь она изменилась. Стала спокойнее. Меньше смеялась над глупостями. Я имею в виду мелкие нелепости, с которыми мы постоянно сталкиваемся. Поначалу она говорила о конференции восторженно, но в общих словах, почти без подробностей, что было ей не свойственно. Кора всегда подмечала подробности, и, когда рассказывала вам о каком-то интересном случае, история получалась красочной. А тут через день или два она вообще перестала говорить о Кентукки. Несколько раз, когда я касалась этой темы, она отмахивалась, словно место было приятным, но все остальное стало разочарованием.

– Может быть, она все-таки познакомилась с мужчиной, – сказал Лютер, – с тем, кто показался ей особенным, и он обидел ее.

– Да, я думала об этом. Но потом решила, что дело в другом.

Хейзел повернула рабочий стол, подошла к окну и посмотрела на укрытый снегом задний двор, на рощицу елей, на сине-зеленые иглы, усыпанные снегом и украшенные декоративными цилиндриками шишек. Лютер, проработавший в полиции несколько десятилетий, знал, когда свидетель хочет что-то добавить, но его удерживает преданность к другу, стыд или другие эмоции и сомнения. Методики допроса часто не помогали открыть эту раковину, в которой лежала последняя жемчужина, и лучше было позволить встревоженному человеку следовать собственным представлениям о том, что допустимо, а что – нет.