Дин Кунц - Комната шепотов [litres]

Озеро оказалось шире, чем выглядело днем. Даже в этой безлунной темноте он хорошо ориентировался: подсветка отеля обозначала южный берег, а на востоке светились огни городка, в который он хотел попасть. Он сказал себе, что нужно не волноваться и грести дальше, но все-таки греб, волнуясь, пока нос лодки вдруг не уперся в мель.

Харли поднял весла, бросил лодку и побежал по мелководью, разбрызгивая воду. Берег был скорее галечным, чем песчаным, камешки с треском перекатывались под ногами, промокшие кроссовки хлюпали, а он мчался на восток по этой бледной полосе: справа – плещущая вода, слева – стена леса. Южный берег и само озеро просматривались хорошо, но деревья вокруг Харли были окутаны легким туманом, который, казалось, исходил от камней. Влажный воздух становился гуще от запаха корабельного леса.

Он дошел до склона, поросшего травой, и повернул на север, пробираясь через сорняки. В воздухе стоял слабый сладковатый запах гниения прошлогодних плодов ноголиста, которые разложились, образовав густой компост.

Харли добрался до гребня и вышел на Лейквью-роуд. На дальнем отрезке двухполосной асфальтовой дороги его ждали три машины, включая отцовский «рейнджровер». Пять человек – темные фигуры среди еще большей темноты, лица затенены капюшонами, но все же бледнее туловищ. В отсутствие луны и другого света их глаза не отражали ничего – выжженные дыры в невыразительных лицах, окутанных дерюгой.

Окружная дорога пересекалась с этим шоссе в трех милях к западу. Столкнувшись с отрядом, выставленным против него, Харли не имел ни малейшей надежды преодолеть следующие сто ярдов, не говоря уже о трех милях.

У него опустились бы руки, не будь он отчасти готов к такой встрече. Правда, он надеялся на удачный исход, но провал научил его кое-чему, и в следующий раз он наверняка избежит ловушек.

Мужчины стояли неподвижные и безмолвные, тонкая марля тумана закручивалась вокруг них неторопливыми серыми потоками, словно они были не людьми, а примитивными духами, которые злобная природа слепила из лесной плесени и тины и бросила на борьбу с человечеством. Наконец самозванец, который называл себя Бойдом Хиггинсом, перешел дорогу и положил руку на плечо Харли:

– Идем, сынок. Тебе надо как следует поспать.

Харли рывком освободился от его руки:

– Не называйте меня сынком. Я не ваш сын.

– Остался именинный пирог и мороженое. Поешь немного, а потом ложись.

Выхода не было – Харли перешел дорогу, сел на переднее пассажирское сиденье «рейнджровера», пристегнулся и обмяк в ремне безопасности. Впереди них ехал «шевроле-сильверадо», а позади – «хонда-аккорд», словно эти пятеро сопровождали опасного маньяка-убийцу после неудачной попытки побега.

– Я вас ненавижу, – сказал мальчик.

– Меня ничуть не обижает, когда ты так говоришь, – сказал липовый Бойд Хиггинс. – Я ведь знаю, ты имеешь в виду не это.

– Именно это, черт побери.

– Не ругайся, сынок. Это вредно для твоей души. Мы с мамой любим тебя. Мы понимаем твое состояние, всегда будем любить тебя и помогать тебе.

– Нет у меня никакого состояния.

– Это называется расстройством личности, Харли.

– Опять это ваше вранье.

– Слава богу, твое расстройство пройдет с возрастом. Мы знаем, ты борешься с ним уже сейчас, и нам хотелось бы помогать тебе еще больше, чтобы ты справился с этим.

– Значит, у меня дурацкое расстройство личности?

– Верно.

– Тогда почему вы не отведете меня к психиатру, к какому-нибудь специалисту?

– Школа – лучшее место для твоего лечения, Харли. Ты должен это хорошо понимать.

– Никакая это не школа. Ни учителей, ни классов, ни уроков.

Липовый отец улыбнулся и кивнул:

– Это не такая школа, к которой ты привык. Я уже говорил: это школа-пережидание.

– Какой в этом смысл?

Продолжая улыбаться, самозванец снял одну руку с рулевого колеса и потрепал Харли по плечу, словно желая убавить его злость. Раздраженный этой снисходительностью, Харли сказал:

– Вы нас не проведете. Ни на минуту. Все ребята знают, что вы не те, кем кажетесь.

– Ты уже сто раз говорил это. Но это часть чертова расстройства личности, Харли, глупая мысль о том, будто все мы роботы, или люди-стручки, или еще что-то. Если вас лечить, с возрастом все пройдет. Не бери в голову.

– Если нас лечить?

– Именно.

– Черт возьми, нас вообще не лечат.

– Не ругайся, сынок. Это некрасиво.

– Где это дурацкое лечение? Как нас лечат?

– Лучше, чем ты в состоянии понять. Со временем ты сам оценишь.

Они обогнули северо-восточную оконечность озера. Город лежал в нескольких милях впереди.

– Вы меня не напугаете, – сказал Харли.

– Это хорошо, сынок. Тебе незачем бояться. Никто и пальцем тебя не тронул. И не тронет.

Тот, кто выдавал себя за его отца, был неотличим от Бойда Хиггинса. Он и говорил, как Бойд Хиггинс. Но настоящий Бойд Хиггинс никогда не лгал Харли, никогда не проявлял высокомерия по отношению к нему, а этот высокомерный, все время врущий тип был настоящим куском дерьма.

– Вы все время врете. Вы кусок дерьма.

Самозванец улыбнулся и отрицательно покачал головой:

– Ты говоришь так из-за расстройства. Это пройдет, когда ты вылечишься.

– Если бы вы были моим отцом, то наказали бы меня за такие слова.

– Послушай, сынок, если бы ты потерял ноги, я бы не стал тебя наказывать за то, что ты не можешь ходить. И я ни в коем случае не стану наказывать тебя из-за твоего расстройства.

«Шевроле-сильверадо», «рейнджровер» и «хонда-аккорд» торжественной процессией проехали по Доменной Печи. Для маленького городка здесь было слишком много сувенирных магазинов, торговых рядов и ресторанов. Все они имели причудливый вид и располагались вдоль широкой главной улицы с кирпичными тротуарами и старинными фонарями. Городок процветал не только благодаря двум с лишним сотням богатых гостей, которые останавливались в вечно переполненном пятизвездочном отеле, – сюда часто приезжали на денек люди из разных мест, даже из таких далеких, как Нэшвилл, Луисвилл и Лексингтон. По обеим сторонам улицы росли голубые ели с отвисшими голубовато-зелеными ветками, круглый год украшенные гирляндами крохотных лампочек, отчего Коммерческая палата нарекла Доменную Печь Городом-где-всегда-Рождество.

Расти здесь было одно удовольствие, особенно если твои мама и папа владели «Гаванью Хиггинсов», чем-то средним между закусочной и кафе-мороженым. Но теперь город стал для Харли чужим. Ему не позволяли гулять по улицам. Старые дома, лавки и деревья, не освещенные в этот час, выглядели такими же, как прежде, – но теперь то, что раньше привлекало его и даже казалось волшебным, выглядело зловеще.

За пределами городка Лейквью-роуд сворачивала на запад. В двух милях впереди высился величественный отель.