Дин Кунц - Комната шепотов [litres]

Он взял напрокат «шевроле» и через два часа доехал до Морнинг-Дава, штат Кентукки, в девяти милях от Доменной Печи. Там Лютер снял номер в гостинице «Морнинг-Дав инн», которая оказалась самым заурядным семейным мотелем. В Доменной Печи имелись мотели получше, но в этом случае фамилия Лютера, скорее всего, привлекла бы внимание Бута Хендриксона и Министерства юстиции США.

Отправляясь в Доменную Печь, Лютер надел серые брюки, серую рубашку и черную спортивную куртку, надеясь, что такой вид подойдет для ресторана в отеле.

Выплавка железа требовала большого количества воды, и около 1830 года в городе наступило процветание. Однако промышленность умерла с началом нового века. Большая доменная печь давно исчезла. Перед Лютером предстал очаровательный городок, где на четыре квартала растянулась колоннада голубых елей с изящными ветками. Таких иголок Лютер не видел ни на одном хвойном дереве в Миннесоте.

В течение полутора часов, до того как торговые ряды и магазины начали закрываться, он бродил по ним, разговаривал с продавцами и владельцами – все без исключения были приветливы. Если его спрашивали, он представлялся Мартином Мозесом из Атланты, партнером в фирме, организующей мероприятия.

В шесть вечера он отправился за несколько миль от города в знаменитый отель, где его встретил парковщик в черном мундире с золотыми эполетами, золотыми пуговицами и золотыми рукавами и в фуражке с золотой тесьмой над козырьком. Взятая в аренду машина вызвала такой же энтузиазм, как если бы Лютер приехал на «роллс-ройсе».

Трехэтажное сооружение в стиле Райта [29]казалось огромным: длинные прямые линии, слегка наклонные крыши, сильно выступающие карнизы, свободно висящие террасы, сложенные из камня стены с бежевой штукатуркой. Стекла в витражных окнах были почти целиком прозрачными, с цветной каймой по краям. В ранних сумерках окна светились теплым, почти мистическим светом, словно там, внутри, смертные постояльцы могли общаться с богами и полубогами древних цивилизаций, спустившимися из своих пантеонов.

Интерьер превосходил все ожидания – от простых, но выразительных декоративных деталей на отделанном шелком вишнево-золотом потолке из кедра до слегка светящегося пола из светлого кварца с черным гранитом по краям. На официантах в ресторане были смокинги особого покроя. Отражаясь в бокалах баккара, свечи отбрасывали танцующие призмы на серебряные столовые приборы. Алые амариллисы, собранные в плотные букеты, стояли в чашевидных стеклянных вазах и, казалось, чувственно подрагивали в пульсирующих лучах свечей. Еда была превосходной и без малейших изъянов, обслуживание – безупречным, официант – дружелюбным. Когда Лютер выразил желание расплатиться наличными, у него не появилось ни малейшего повода предположить, что в нынешний век золотых и платиновых карт его могут счесть неотесанным деревенщиной.

Парковщик не был занят и поболтал с Лютером, прежде чем подать ему арендованную машину. Говорил он правильным языком и хорошо знал историю города. Девять миль спустя, вернувшись в безрадостную «Морнинг-Дав инн», Лютер повесил спортивную куртку в шкаф и зашел в туалет. Отвернув кран, чтобы помыть руки, он глянул на себя в зеркало и сказал: «Что это за чертовщина?»

Он сел в кресло, уперся взглядом в телевизор, который не удосужился включить, и погрузился в размышления о городе и отеле с тем же названием. Он смотрел на них не как турист, а как полицейский, изучающий место преступления.

Здесь не было ни высоковольтных линий электропередач, ни телефонных столбов. Все это убрали под землю – необычное решение для маленького городка. Конечно, желание сохранить нетронутыми живописные виды, привлекающие туристов, могло заставить местных жителей пойти на дополнительные затраты.

Улицы выглядели безукоризненно. Если турист ронял обертку от жевательной резинки, то, вероятно, ее подбирал кто-то, идущий за ним. Тротуары выглядели такими чистыми, точно их убирали пылесосом. В водостоках были только иголки вечнозеленых растений, и то в небольшом количестве.

Владельцы замысловатых домов, казалось, подрядили для ухода за городом предприимчивых эльфов. Цемент между кирпичами и камнями обычно крошился под воздействием времени и погоды, но в Доменной Печи дела обстояли по-другому. Лютер не видел здесь ни одного граффити, ни одного грязного окна, рамы или треснутого стекла. В магазинах и торговых рядах товары выставлялись с такой заботой о порядке, что каждому хозяину или работнику впору было ставить диагноз «обсессивно-компульсивное расстройство».

Люди, с которыми он сталкивался, казались такими нормальными (на манер телевизионных персонажей пятидесятых годов: актеры из сериалов «Приключения Оззи и Харриет» или «Оставьте это Бобру»), что по нынешним временам это само по себе было ненормальностью. Аккуратно причесанные, одетые со вкусом, никаких кричащих нарядов. Вежливые, воспитанные.

Какими бы категорическими ни были требования нанимателя, каждый из нас время от времени натыкается на продавщицу, занятую своими делами или проявляющую нетерпение, владельца магазина со слегка снобистским поведением, мрачного клерка, официанта с неприятным характером, но в Доменной Печи вы не встретили бы никого из них. Здесь все были эффективными, внимательными, хорошо знающими свой товар и, казалось, довольными своей работой.

Дружелюбность обитателей Доменной Печи была настолько всеобщей и безукоризненной, что интуиция полицейского подсказывала Лютеру: что-то скрывают не отдельные жители города, а все поголовно .

Но это нелепица. Паранойя.

Шестьсот жителей? Шестьсот жителей что-то скрывают? Невозможно. И вообще, что это за тайна? Все до одного принимают какой-то наркотик счастья?

Еще одна странность. Все были исключительно вежливы, но он не заметил ни одного проявления веселья или радости, ничьих горящих глаз. Не счастье, а состояние тихого удовлетворения. В смутные времена и это, наверное, было кое-чем, но всеобщая распространенность этого чувства тем не менее показалась Лютеру необычной.

Он прошелся по боковым улочкам, где дома были так же тщательно ухожены, как и заведения на Лейквью-роуд. Весь город походил на декорации, построенные для фильма. Если открыть дверь одного из них, вероятно, обнаружится, что за ней ничего нет – ни стен, ни мебели.

«Подожди, не спеши», – одернул он себя.

Но… еще одна странность. Он видел туристов, разговаривающих по смартфонам, отправляющих эсэмэски, играющих, – но ни одного владельца магазина или работника, который занимался бы этим на службе или в свободное время, никого из тех, кто, судя по их виду, проживал в Доменной Печи. В обществе, одержимом всевозможными гаджетами, непрерывным общением в социальных сетях, об инопланетности этих людей говорил в первую очередь отказ от смартфонов.