Дин Кунц - Комната шепотов [litres]

Все это манило Харли обещанием близкого избавления, но обещание оказалось ложным. Он был не единственным, кто смог бежать, но не сумел остаться на свободе. Тюремщики вели с ними какую-то психологическую игру, искушая их.

Ему хотелось бы видеть в них отвратительных, злобных змей, пожирающих птичьи яйца. Но они не были такими. Они походили на его отца и мать, обычных людей, которых изменили: теперь они были теми же, что прежде, и одновременно не теми. Они вели ту же жизнь, что и раньше, но когда им приказывали что-то сделать – даже если речь шла о чем-то ужасном, например о том, чтобы пожертвовать своими детьми, – подчинялись без возражений. И хуже того, верили, что поступают правильно. Никто не обижал детей, доверенных их попечению, ни словом, ни делом, и они всегда были дружелюбны, даже добры – на свой странный манер.

Лучше бы они окончательно превратились в зомби. Тогда Харли мог бы их убить. Иногда ему хотелось их убить, но он знал, что, когда надо будет вонзить в тело нож, он не сделает этого.

Здешние тюремщики не были отвратительными, злобными змеями. Змеями были те, кто изменил их. У Харли имелись свои соображения на этот счет, которые, правда, казались ему глупыми. Он видел бессчетное множество фильмов и телешоу об инопланетянах, похищающих тела, об инопланетянах, контролирующих человеческий разум, о злобных мыслящих машинах, о роботах-убийцах из будущего, о том, как в человека вселяется дьявол. Возможно, здесь происходило нечто подобное. Но если реальное будущее походило на научно-фантастический фильм, оно грозило быть невыразимо скучным. Жизнь гораздо сложнее кино, должна быть сложнее, если люди хотят получать от нее хоть какое-то удовольствие.

И еще: если будущее творилось по образцу научно-фантастического сценария, между кино и реальной жизнью должно было существовать одно пугающее отличие. В реальной жизни ни один супергерой не может спасти мир от злобных инопланетян. Целые армии бессильны против таких врагов. Если эти жестокие змеи не были людьми, это означало, что человечество обречено. А Харли в день шестнадцатилетия станет одним из них.

Он должен предпринять еще одну попытку. В ближайшем будущем.

Он понял, что за ними следят камеры, может быть сотни камер, установленные на виду и скрытые от глаз. Записи с камер, вероятно, анализировались в реальном времени программой, которая отличает осмысленное движение от проявленных природных сил, а также опознает характерное тепло, выделяемое человеком. Если перебраться через стену, система оповестит персонал.

Оказаться за стеной не означает бежать: персонал сразу отправится в погоню, и, кроме того, все обитатели Доменной Печи в возрасте от шестнадцати лет и старше заменены на самозванцев или превращены в безмозглых рабочих пчел. При первых двух попытках побега Харли обращался к людям, которых знал, думая, что они помогут ему. Но они задерживали и не отпускали Харли, пока его не забирал кто-нибудь из школы.

Совершая третий побег, он обратился за помощью к туристам. Они решили, что парень дурачит их, потом приняли его за душевнобольного, что и подтвердили сотрудники школы, приехавшие за психически нездоровым юным пациентом.

Нужно убежать как можно дальше от города и рассказать обо всем убедительнее, чем в тот раз.

Он учился на своих неудачах. Прошлой ночью, переплыв на лодке через озеро, выйдя на Лейквью-роуд и обнаружив засаду, он понял главное: у них, вероятно, есть сотни камер и детекторов движения, но в придачу к этому – находящийся при Харли навигатор, с помощью которого они найдут его где угодно.

После того как «отец» вновь привез его сюда, Харли зашел в закуток с зеркалами на трех стенах, служивший гардеробной, разделся и осмотрел себя в поисках крохотного шрама, который свидетельствовал бы об имплантированном навигаторе. Может быть, за зеркалом прятались камеры. Может быть, змеи, контролирующие всех, были извращенцами и получали удовольствие, глядя на него. Харли это не волновало. Ему нужно было знать, вставлен ли в его тело навигатор, сообщающий о местонахождении. Ни одного шрама он не обнаружил и наконец в изнеможении упал на кровать.

А теперь, пообедав, он подумал о своих ботинках. Когда он понял, что с отцом и матерью творится что-то неладное, его опоили снотворным и перевезли сюда в бессознательном состоянии. Проснувшись, он нашел свою одежду, привезенную из дома, вот только обуви они не захватили. Ему дали новые кроссовки.

Прошлой ночью он добрался до мелководья, потом дошел до берега по щиколотку в воде и брел по лугу, топча сгнившие прошлогодние плоды ноголистов. Его кроссовки запачкались, но не развалились. Однако теперь в гардеробную поставили новую пару.

Новую. Может, в старых был локатор, который вышел из строя?

Теперь на нем были новые кроссовки.

В ванной имелась специальная загородка для унитаза – Харли раньше не видел ничего подобного. Они называли это ватерклозетом. Если они считали, что унитаз нужно прятать и давать ему всякие благозвучные названия, то, возможно, не оснастили его камерой. По крайней мере, найти камеру в этом тесном пространстве ему не удалось.

Харли зашел туда, закрыл дверь, опустил крышку на унитазе, сел и снял кроссовки. Дотошно обследовав левый, он ничего не нашел.

В закругленном заднике подошвы правого он обнаружил вмятинку диаметром около полудюйма. Казалось, из резины вытащили внутренности и вставили что-то в образовавшуюся полость, а потом приклеили сверху резиновый колпачок.

Вместе с обедом принесли мясной нож с достаточно острым концом: можно было выковырять колпачок и найти локатор внутри полости.

Была одна проблема: вдруг эту штуковину нельзя вытащить, не повредив? Тогда они поймут, что Харли ее обнаружил.

Пока они не знают, что ему известно о слежке, у него есть преимущество.

Проспав бо́льшую часть дня, он не мог уснуть до двух часов ночи. А значит, у него было достаточно времени, чтобы продумать план побега в ночь на среду.

Уходящая зима никак не хотела сдаваться наступающей весне. Погода менялась с каждым днем, вторник был холоднее понедельника, корсарские облака взяли небо на абордаж.

В длинном каштановом парике, с зелеными глазами, в очках с роговой оправой и простыми стеклами, без обручального кольца, на котором были выгравированы нежные слова преданного Ника, способные выдать ее, Джейн ехала по Доменной Печи. Вторник, начало двенадцатого утра. Очаровательный городок с ухоженными вечнозелеными деревьями, возвышающимися над великолепными образцами американской викторианской архитектуры.

В конце города она повернула на запад, к отелю. Озеро цвета олова спокойно простиралось под мрачным серым небом. Всего две электрические лодки под голубыми балдахинами бороздили его воды, оставляя за собой кильватерную волну, которая растворялась, не успев появиться.