Дэвид Шейфер - Пожиратели облаков [litres]

– Благодарю. Можно стакан воды? – вытеснил он сухим, першистым голосом.

Она принесла, и Марк, омочив горло, снова огляделся. Его попутчик уже не спал. Он сидел за большим овальным столом и трапезничал с фарфора, параллельно работая с планшетом.

Завидев, что на него смотрят, парень обернулся и, приподняв вилку с кусочком мяса, спросил:

– Ягненка?

Марк поднялся с кресла. Стакан он прихватил с собой и, позвякивая в тяжелом на вес стекле кубиками льда, тронулся в глубь салона с выражением спокойной твердости на лице.

– Вы из «Блюберд»? – спросил парень.

– Я работаю на Строу.

– А, ну да. Получается, и я тоже, – кивнул парень и добавил: – Я Симус Коул.

Он положил вилку и протянул руку. В момент рукопожатия Марк глянул на стол и увидел на тарелке возле парня сморщившиеся мелкими пенисами беруши в пятнышках ушной серы и недоеденную булку. Тьфу. То, что перед ним Марк Деверо, этот крендель явно не знал. Как дать ему понять, что в его присутствии так себя не ведут? Наверное, будь он Билл Клинтон или Шон Коннери, такая ситуация была бы исключена.

– Я главный инженер и инфо-архитектор Новой Александрии, – доложился Коул. – Завтра запускаются мои новые киты́ – событие, ради которого я решил появиться на борту. Лично, так сказать, засвидетельствовать.

Из бокала он сделал крупный глоток вязкой на вид коричневой жидкости.

– Марк Деверо, – представился Марк.

– Да вы что, серьезно? – весело удивился Коул. – Тот самый, гуру? А я думал, вы из «Блюберд».

«Блюберд»? Секьюрити по найму? Здравствуйте, приехали».

– Нет, я просто один из советников Строу, – скромно сказал Марк.

– Да уж, конечно. Такой же советник, как Киссинджер.

Непонятно, что он хотел этим сказать. Возможно, сравнение с Киссинджером было комплиментом. Марк, в свою очередь, не решался спросить, что значит «кит»: так он мог выдать, что не в теме. И он сказал:

– А я просто хочу взглянуть на то, о чем пишу.

– Безусловно, – согласился Коул.

Марк спросил стюардессу (учтивейшим образом, чтобы отличаться от Коула), можно ли использовать для небольшого отдыха спальное помещение. Та ответила «конечно», только не желает ли он вначале перекусить? Марк спросил, как ее зовут, и, узнав, что Моника, сказал:

– Моника, большое спасибо, не нужно; а нельзя ли посмотреть у вас кухонный отсек?

И Моника его показала – сплошь хром и никель, мелкие подносики и инструменты, вставленные в стену или приделанные к ней; что-то вроде крутой версии «Фольксвагена» из детства (ту машину мама однажды летом позаимствовала у своих хиппующих друзей и поехала на ней вместе с сыном в Техас, где надо было проведать одного мужчину. Мужчина разочаровал, зато сама поездка вышла просто «ух»).

Спальное помещение оказалось действительно спальней, освещенной мелкими, вделанными в полировку фонариками. Моника показала, где и как нажимаются нужные кнопки. После этого Марк разделся до белья и улегся на настоящую простыню под настоящее покрывало. Подвела лишь подушка, оказавшаяся слегка жестковатой. Марк лежал и взирал на пейзаж из облаков, как на картинах Максфилда Пэрриша, но недолго: вскоре он уже спал.

Спустившись с борта в Гонконге, внизу трапа Марк и Симус оказались встречены деловущим Пэйтлом. Он усадил их в седан (опять же белый), а сам сел впереди рядом с молчаливым шофером. Багаж тоже был перенесен с самолета в машину.

– Вас ждет еще сорок пять минут пути, – сообщил Пэйтл. – Надо поторапливаться. Надвигается атмосферный фронт, а у вертолета есть свои ограничения. Мистер Деверо, мистер Строу ждет вас к обеду.

При перелете слово «обед» теряло смысл, поскольку расплывалось понятие времени. «Обед» мог вмещать в себя все, от раннего завтрака вплоть до позднего ужина.

Ехали минут пятнадцать, на приличной скорости и через два барьера безопасности; у третьего остановились. Пэйтл вышел и какое-то время решал дела в помещении возле барьера. Коул смотрелся нехорошо – лицо опухло; руки перед собой он держал не как свои, а как взятые напрокат. Глаза странно остекленели. Но затем из оцепенения он вроде как вышел и стал снова сознавать себя. Но сфокусировался почему-то на Марке.

– Как спалось-то, ничего? – спросил он с чем-то похожим на упрек.

На вертолете Марк летел впервые. Внутри здесь было как в люксовом минивэне: два сиденья на троих, друг напротив друга и с обивкой под богатых владельцев. Между ними подобие журнального столика. Всюду опять же полировка (ореховые деревья как вид, похоже, существуют не иначе как в страхе перед частной авиацией). Коул тут же налепил себе за уши кусочки драмаминового [64] Драмамин – препарат против укачивания. пластыря и уставился в некую точку за пределами вертолета. Пэйтл, едва усевшись, вынул ручку с дорогим пером и с головой ушел в свой блокнот формата А4. Свое волнение по поводу полета на вертолете Марк пытался усмирить, придав ему иную направленность. Сон на борту определенно пошел Марку на пользу, но сейчас его будоражила взвинченность, а выпивки в вертолете не предлагалось. Приходилось фокусироваться на полете, на море за окном, на положении своего корпуса. Переживания насчет работы, денег, долгов вкупе со скверными привычками и отставанием по книге – тратить на них силы сейчас было попросту неуместно. Лучше попросить – а вернее, мягко потребовать у своего мозга воздержаться от тревожных мыслей, концентрируясь вместо этого на облаках и упоительном изумлении от того, что он сейчас под звонкий стрекот вертолетных лопастей курсирует по воздуху к мегаяхте.

В целом получалось. И вообще в плане воздухоплавания полет на вертолете ощущался явственней и волнительней, чем на самолете. В минуту взлета Марк ощущал приятное обмирание сердца; точно упругие волны возносили его тело вверх, в горнюю высь – плавно, не то что на ревущих самолетных турбинах. Марку вспомнился Томас Салливан, вертолетчик из «Частного детектива Магнума» – сериала, который он смотрел самозабвенно (кажется, он шел по четвергам). Для Марка-подростка телик был своеобразным магнитом, от которого голова набивалась множеством сумасбродных мальчишеских фантазий. И вот сейчас он представлял, что эту винтокрылую машину пилотирует именно Томас Салливан.

Вместе с тем тягостные мысли до конца не развеивались. Что-то неладное происходит с сердцем; дорогу он, может статься, по жизни выбрал не ту; мать им все-таки не гордится; удача может вскоре отвернуться, а умрет он в одиночестве, никем не любим.

Мысли возвратились к панораме за окном. Что ни говори, а из вертолета вид лучше, чем из авиалайнера – там иллюминаторы размером с тарелку, а здесь как-никак широкие прямоугольные окна. Сейчас вертолет летел под слоем облаков, нагнанных ленивым дыханием пассата; скользил над серебристо-свинцовой гладью с барашками волн, масштаб которых скрадывался высотой – непонятно даже, барашки это или буйная пена водных валов, омывающих многокилометровые рифы. Марк вновь исподволь оглядел своих попутчиков. Коул выглядел довольно пришибленно, сидел и делал мелкие частые вдохи. У тех, кто плохо переносит езду (не важно, по суше, морю или воздуху), на лице выступает характерная прозелень. Пэйтл активно что-то помечал на полях просторного документа – вполне возможно, что для вида (уловка, Марку более чем знакомая). Когда постепенно стал набирать силу дождь, вертолет заметно снизился. Отчетливей были видны белые пенные венцы на тяжелых гребнях волн.