Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Сказал-проинформировал о том, что только этот человек из Стрежевого, зовут его Романом Таракановым, - единственный из всех, с кем было суждено иметь мне дело по ложным случаям, не столь давно от всей души сказал "спасибо" за мое участие в его судьбе! Сказал, что часто вспоминал меня и свой обман. И с ужасом о том, что, не расследуй я доподлинно тот случай, он запросто мог спиться-захиреть от скуки и позора в нашем городишке.

- Охрана труда - это страшное дело! - вдруг подытожил Николай.

И рассказал свою историю. Как он однажды, будучи мастером в цехе навивки пружин, имел тяжелый несчастный случай. Одному из его рабочих ампутировало на навивочной машине пальцы на руке, подхватив ее за кисть образовавшейся из проволоки петлей. Как более полгода грозил ему реальный срок за этот случай! Но повезло, что на заводе оказался очень грамотный, принципиальный инженер по охране труда и въедливый, неробкого десятка, с большими связями юрист. Они сумели доказать технической инспекции труда, и далее - суду: вина рабочего, нарушившего нормы безопасности, была все сто процентов; а он, при всем при этом, как молодой специалист, не мог предвидеть и, тем более, предотвратить то нарушение, поскольку в это время находился на планерке в кабинете у начальника участка.

Спросил, какой второй был институт?

Был вынужден ответствовать, что профиль - журналистика.

- Ого! - воскликнул Николай с немалым уважением. - Профессия нерядовая! Требует определенных дарований, знаний и организаторских способностей...

Пришлось сказать, что некое умение писать немало пригодилось в составлении инструкций, местных нормативов, различного рода планов мероприятий по безопасному ведению работ, различного вида приказов, предписаний, протоколов совещаний, отчетов, пояснительных записок, анализа причин и обстоятельств, произошедших случаев, взятий объяснений по несчастным случаям и мн., мн. др.

Николай, слегка прищурившись, не глядя на меня, шел молча, в надежде получить мой откровенный, истинный ответ на свой довольно щекотливый, каверзный вопрос.

Пришлось сказать-прибавить, что оказался, судя по всему, не столь уж одарен, как многие тысячи избранных, преуспевающих, которых ныне называют "профи".

Николай, по-прежнему, молчал, уставившись на спины сыновей.

Пришлось аргументировать, что было то "ошибкой юных лет"!..

Что были времена, когда у нас, на всю Владимирскую область, имелись лишь пара областных газет, форматом в два черно-белого цвета листа для взрослого читательского контингента да малая "Комсомольская искра".

Что в те, не столь уж давние годы для лиц, заставших "развитый социализм", мне лично даже не мерещилось, что в нашей области когда-то будет областное телевидение!.. Что ныне будет масса областных цветных газет-"толстушек", что неожиданно услышим слово "Интернет", а каналы цифрового телевидения будут исчисляться сотнями!..

Пришлось пояснять-доказывать, что за каждой самой малой информацией на радио, в печати и на "голубом экране" - люди! Множество (и без меня) талантливых, умных, очень образованных людей!..

Что порою создается впечатление, что у нас, в России, самой массовой профессий стала журналистика! Далее идут корреспонденты радио и телевидения...

Пошутил-прибавил, что "об ученых, инженерах, о руководителях отделов, о простых рабочих, создающих блага, ныне стало не слышно совсем".

С трудом передвигая ноги по тропе, сказал, что "конкуренция" на журналистском поприще вдруг оказалась для меня настолько неожиданной и непосильной, что нечего было даже думать (без протеже, без связей) о чем-то более-менее серьезном при тогдашнем, скрытом в те "доперестроечные време-на" потенциале явно более заметных, настоящих дарований, ввязавшихся в борьбу за более достойные зарплаты! Иначе говоря, не получилось у меня попасть в тогдашний "калачный ряд!.."

Николай шагал, не проронив ни слова, и, было видно, ждал признаний более глубоких, более серьезных.

Я сообщил, что, ко всему тому, не мог и не стремился к достижениям каких-то целей с помощью "подсидки" и "локтей". Тем более что по натуре оказался человеком флегматичным. К тому же с юных лет был заражен чарующим речным спокойствием и рыболовной удочкой.

Что, собственно, не столь уж верилось в свою талантливость!..

Что совершенно не страдал ни манией известности, ни манией величия. Напротив постоянно опасался этого как тяжкого греха!.. Хотя, - заметил я, - признаться, ныне в этом отношении настало время для меня довольно благодатное!.. Ни "всякой там" цензуры, ни запретных тем!..

Скорее от неимоверной слабости в ногах, я на секундочку остановился, чтобы смахнуть со лба обильно проступивший пот; сказал-проговорился, что именно в этой связи многие мои работы, в том числе о рыбной ловле, нынче напечатаны, опубликованы, но под псевдонимом, который не хотел бы оглашать. Что имею даже книжку небольших историй.

- В каких изданиях печатался? - немедля прозвучал настойчивый вопрос.

Пришлось перечислять газеты: "Рыбак рыбака", "Рыбалка круглый год", "Российская охотничья газета"... Затем - журналы: "Нижегородский рыболов", "Охотник"...

- И, кстати говоря, - сказал ему, - в небезызвестном вам издании "Охота и рыбалка - ХХI век" был небольшой рассказ с весьма забавными рисунками...

- Его название? - последовало, словно в приказном порядке.

Пришлось сказать, что это "Спектакль на заснеженной изворотине"...

Николай в одно мгновение замедлил шаг, секунд с пяток молчал.

Затем внимательно, с немалым недоверием смотрел в мои глаза и с радостью, с улыбкой, с умилением воскликнул:

- Мне хорошо известен ваш псевдоним, дорогой вы мой Александр Андреевич!.. Вот так, признаться, свела нас с вами судьба! Расскажи о том чужие люди - не поверил бы! Больше ваших объяснений мне не нужно, - продолжал он, вдруг весьма волнуясь, неожиданно с чего-то снова покраснев. - Ваш рассказ, как вы на снежной изворотине прикинулись изрядно "пьяненьким", чтоб отпугнуть толпу рыбацкой братии от своего уловистого места, читал не только я, но также все мои друзья, родные и коллеги по работе...

Мы, слава богу, наконец, остановились. Моя рубаха, майка, кепка подле козырька были от пота мокрыми. Меня аж начинало несколько подташнивать от перегруза и жары. С усталости дрожали ноги, излишне крепко начинало колотиться сердце, временами подступала неприятная одышка.

Кирилл с Аркадием остановились тоже несколько поодаль, дожидаясь нас.

- Ведь это исключительно правдивый анекдот о рыбаках! - воскликнул он. - Мы поначалу то и дело ржали, будто жеребцы, едва ли не над каждым словом этого рассказа!

Сказал, что он писал в редакцию журнала, чтоб сообщили адрес! Хотел прислать мне свой добросердечный отзыв. Но из редакции ответа не пришло, на телефон не позвонили.