Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Мы уж было разошлись обратно по своим местам, и Герман пристроил на палке в воде садок с моим голавлем, как снова им всем четверым, и еще троим каким-то незнакомым рыбакам, досталось, что есть сил бежать (теперь уже с сачком) на мой пронзительный и беспрестанный крик: "Еще такое же схватило! Сачок сюда! Сачок!.. Давайте скорее сачок! Скорей! Скорей!.." И, не дожидаясь их сачка, я, отступая взад , вывел-выволок на берег еще одного голавля!.. Как потом прикинули-решили граммов на сто, на сто пятьдесят поменьше первого.

На этот раз, опять же после похвалы и строгого упрека в том, что не дождался их сачка и слишком уж громко кричал, было всем собравшимся вокруг меня объявлено, что есть не только превосходная уха, но также "полновесная жареха" - вдоволь на всех пятерых. Герман вновь напомнил нам, насколько он был прав, зазвав нас "на реку", и заодно решил понаблюдать за донками "на этом моем участке собственными глазами". Не теряя времени, Петрович с Алексеем Ильичем на всякий случай сбегали за запасными донками, чтоб застолбить-проверить участок на "песках", что находился выше свала, слева от меня.

Иван же вошел в какой-то загадочный, даже пугающий раж. Он начал мне нашептывать, что увлекательней рыбалки, чем ловля поплавочной удочкой, не существует. Что у него имеется опарыш и ручейник. И звал, покуда еще не упущено время вечерней зорьки, пойти рыбачить с ним в одно из замечательных местечек Дальнего истока, которое совсем недалеко, - минутах в десяти-двенадцати ходьбы по здешней, известной ему тропе. В итоге "наших тайных с ним переговоров", я дал согласие. Он тотчас убежал на свой участок и вскоре возвратился с рюкзаком и удочкой. Договорился с Германом о нашем с ним "убытии в исток", о наблюдении за нашими с ним донками. Сам же получил при этом указание, чтоб в девять вечера мы оба непременно были "на площадке косарей", чтоб засветло всем вместе запастись дровами и помогать варить уху, готовить "закусон".

С рюкзаками, со складными удочками мы с Иваном поднялись по скосу берега к кустам ракитника, и, действительно, в его непроходимых зарослях, почти напротив занятого мной участка, вдруг обнаружилась тропа, довольно круто уходящая на яр. Затем минуты полторы мы шли по краю яра, на высоте примерно метров около восьми, и сверху было видно всю цепочку рыбаков аж до перевоза. Было видно: Василиса удочкой рыбачила в районе донок, внучка удила с бугра в самом истоке. Можно говорить, она была почти на выходе в Оку.

Я решил незамедлительно найти какой-то повод, чтоб еще до темноты пройти от них неподалеку, и предлог тому был вскоре мной определен и тщательно продуман. Решил сказать Ивану, Герману, что, вероятно, при броске на голавля потерял свой перочинный ножик, что хотел бы его найти. Помню, сразу же достал его из заднего кармана брюк и спрятал в рюкзаке, чтоб ближе к ночи либо рано поутру "случайно" обнаружить в нем.

Затем тропа повернула вправо, и мы - я следовал вторым - не менее шести-семи минут спешили-шли сквозь заросли ольхи довольно точно на восток, поскольку ослепительное солнце, зависшее над горизонтом, за Окой, светило за моей спиной.

Но далее, когда мы вышли-выбрались из леса на ровную большую луговину поймы, я понял: предстоит шагать еще как минимум минут шесть-семь до следующей лесополосы! Примерно это составляло около полкилометра; причем перед ней тропа вдруг разделилась надвое - и мы торопливо пошли-подались налево. Иван сказал, что впереди, за следующей полосой, находится исток и, чтобы в тех местах не заблудиться, чтоб выйти к озеру близ перехода, нужно от старой, корявой, наклонной ольхи, которую он обязательно мне покажет, идти по второй тропе. Она "прямехонько" ведет на мостик, а третья и иные - в неизвестные ему края. Возможно, на какие-то озера либо на дальние точки истока.

Помнится, в третьем по счету ольшанике тропа еще раз разделилась надвое, и мы на сей раз пошагали вправо. По ней мы тоже шли не менее пяти минут и, миновав еще один, теперь уже довольно узкий луг, наконец-то оказались на истоке. Верней сказать, на тихой, светлой, со слабым течением реч-ке, с неширокими прелестнейшими омутами, поросшими по берегам все тем же ольшаником и зарослями ракитника. Я подытожил время: получалось, шли не меньше восемнадцати минут довольно-таки торопливым шагом, что равнялось километрам до полутора, если не побольше. Примерно в полукилометре слева я увидел одинокую наклонную ольху с ветвистой кроною. От нее нам предстояло уходить на озеро или же на мостик перехода. Помню, подумал тогда, что время - пятнадцать минут седьмого: рыбачить нам с Иваном предстояло не более двух часов.

Помню, Иван, обучая меня, надел на крючок червяка и исплевал его. Он объяснил, как выставить запуск, чтоб червь волочился по дну. Как дать с поклевкой время "на заглот", как осуществить подсечку рыбины.

Сказал: в истоке рыбу следует искать!.. Подбрасывать крючок поближе к кустикам, к коряжкам, к травкам. Велел мне продвигаться в направлении ольхи, но далее не уходить. Сказал, что в девять нам необходимо быть в бригаде на "стоянке косарей", то есть на "площадке отдыха". Заметил, что в этой связи нам время терять не стоит и нужно поскорее начинать рыбачить. Советовал, идя по берегу, искать "примятые места". Сказал, что называют их "натоптыши", что следует удить с них. Сам же, оказалось, находился на одном из таковых - в полутораметровом промежутке меж кустов ольшаника - и, наживив червя, уже успел забросить удочку. Я наблюдал, как поплавок из пробки с перышком, улетевший к середине речки, лег на воду, а затем, когда свинцовый грузик потонул, вдруг встал-поднялся на ее поверхности сигнальным перышком торчком и, увлекаемый течением, поплыл к видневшейся в воде коряге. Но не прошло и двадцати секунд, как поплавок вдруг придержался, колыхнулся, быстро пошел в направлении берега, при этом начал уходить под воду. Иван поддернул-потянул удилищем, кончик которого вдруг резко изогнулся и задергался. Подмотав катушкой удочки излишки лески, он вывел-"поднял" рыбу на поверхность - и довольно крупная плотвица полетела из воды на берег, стала резво кувыркаться на траве. Иван достал из рюкзака садок, сунул плотвицу в него. Рыбина отчаянно запрыгала, заколотилась в нем. Стараясь не шуметь, он опустил садок до половины в воду, привязал его за бечеву к торчавшему там колышку. "Все должно быть так или же примерно так!" - довольный случаем урока, пояснил он мне.

Садка я не имел, но располагал довольно емкой сумкой с бечевой на ручках. Сказал ему, что мне необходима тоже палка-колышек с сучком, чтоб приспособить сумку на воде. Однако нож мой, вероятно, выпал из кармана при броске на голавля, и, наверно, мне необходимо будет отойти с истока раньше, чтобы поискать его в песке в районе первой донки. Иван, уразумев проблему, достал и подал мне почти такой же ножичек, сказал, что у него есть запасной. Сказал, что обязательно подарит мне его, "ежели с утра пораньше не найдется мой". Помнится, с ближайшего куста я срезал палку и, покамест заострял и обрабатывал ее, Иван подсек и выбросил на берег еще такую же плотвицу, а затем довольно крупного, почти с ладошку, окуня.