Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Подобной щедрости со стороны Ивана касательно ножа я, разумеется, предусмотреть не мог и, помнится, был вынужден, смирившись с обстоятельством, искать себе пригодное для ловли место.

Замечу, что нашел его тогда не сразу и, действительно, весьма случайно.

С "натоптышей", куда ни кинь, ловилась только мелкая плотвичка и столь же небольшие окуньки. После голавлей те рыбки показались мне уж слишком несерьезными: их было жалко, и не представлялось, куда их можно было бы использовать в качества улова. Помнится, решил их отпускать и даже бросил снова в воду (покуда был живой) подлещика почти с ладонь, ввиду его одиночества в сумке. Я уже приближался к наклонной ольхе, как в узкой протоке между омутами средь листьев кувшинок вдруг колыхнулась вода, разошедшаяся по поверхности кругами. Было ясно, что из-под листа на глубину, по-видимому, испугавшись моего присутствия на берегу, ушла какая-то немаленькая рыбина. Я тихо прокрался по травяному откосу к прибрежной осоке, но близко к воде подходить не стал, тем более что ширина протоки в этом месте, наверное, не превышала метров и пяти. "Натоптышей" подле осоки не было, да и глубина, как оказалось, в этом месте была всего лишь метра полтора, не больше. Помнится, что поплавок прибило к этому листу, где находилась рыбина, но поклевки не было довольно долго и, собственно, желания продолжать рыбачить непосредственно в истоке давно уж не имелось.

Я уже подумал было о намерении закончить ловлю и сходить проведать-"навестить" Ивана, как поплавок, очнувшись, будто ото сна, отпрянул от листа и как-то запросто и даже залихватски поплыл-"подался" встреч течения. Вне сомнений, то была поклевка!.. И какие-то секунды я ждал, что он вот-вот нырнет, исчезнет под водой. Но этого не получалось, и я решил попробовать подсечь. Я дернул удилищем вверх, и показалось, будто крючок поддел тяжелую гирьку, которая вдруг начала отчаянно сопротивляться, противодействуя ее подъему с глубины. Мне же ничего не оставалось делать, как поскорее тянуть, и помнится до нынешнего дня, тот отблеск темно-бурой, будто застаревшей бронзы, сверкнувший над поверхностью воды. Затем тяжелый золотистый слиток полетел на берег и, упав на луговину, отчаянно закувыркался. Сначала я подумал, что выловил карася. Но рыбина была без чешуи!.. "Линь!.." - припомнил я, как мы, еще сопливой ребятней, поймали корзиной линя величиной с тогдашнюю мою ладошку в одной из заводей на речке Варюха, под деревенькой Скрипино. Там в каникулы я гостевал у матери и отчима, и тоже кто-то нам тогда сказал, что - рыба редкая и ценная. Однако было в данном случае граммов триста пятьдесят-четыреста, и это было вовсе уже не мелочью.

Не теряя времени, я поскорей опять закинул удочку, придвинул поплавок к листу. Определив скорее в сумку свой улов, нашел поодаль за кустом боль-шой натоптанный участок, воткнул в суглинок рядом с берегом рогатку, подвесив сумку, опустил ее до половины в воду. Линь в ней зашевелился, замахал хвостом в надежде убежать. Но выбраться-уплыть не мог - затихнув, присмирел.

Вернувшись к удочке, я тотчас обратил внимание на то, что поплавок стоит-"находится" вблизи совсем иного листа; он передвинулся не по течению, а в сторону. Было видно - он слегка вибрировал, будто ожил и простуженно дрожал. А спустя еще какие-то секунды вдруг поплыл-"подался" к третьему листу!..

Вновь, помнится, была моя подсечка. Вновь - будто гирька на крючке!.. И в сумку угодил еще один такой же линь - ничуть не меньше первого. Затем еще один, еще!..

Закончилась ловля на пятом. Тот, похоже, оказался покрупнее предыдущих: жим его был слишком уж тяжелым, приходилось то и дело сдавать ему удочкой вслед. Эта рыбина сумела утянуть почти всю леску в заросли кувшинника и там, похоже, захлеснуть ее за корневище. Удерживая удочку в руке, я ощущал довольно сильные рывки на глубине. Однако же, каким-то чудом, рыбина освободилась: рывки вдруг прекратились, и леска даже несколько ослабла. Но сразу же с подъемом удочки крючок, наверное, вонзился в стебель лопуха и - далее уже ни с места. Пришлось тянуть за леску, чтоб оторвать его, благо был крючок на поводке из более тонкой, менее прочной лески.

Привязав скорее новый поводок, я пробовал ловить со дна в кувшинках ниже, выше по истоку. Но выудил лишь пару мелких окунишек и плотвичку, которых приходилось отпускать. Линь более не прикасался.

Помнится, оставив удочку в районе сумки, пришел к Ивану. Было пять минут девятого, у нас в распоряжении осталось ровным счетом полчаса. Иван, по-прежнему, сидел на корточках на том же самом месте, где обосновался ранее, и, оказалось, кроме тех плотвиц и окуня, он больше ничего не выудил. Со слов его, какая-то большая рыба - ее он не сумел поднять к поверхности, чтоб та глотнула воздуха и замерла, - "со звоном" оторвала поводок. "Предположительно, был язь килограмма на два, на два с половиной, - с немалым сожалением воскликнул он, и сообщал подробности: - Был бы малость легче или попрочнее леска - наверняка бы поднял, вывел бы..."

Я сказал, что тоже оторвал крючок, но у меня брал линь.

Иван с сомнением взглянул в мои глаза, спросил: с чего вдруг я решил, что - непременно, линь?.. Не жерех, не окунь, не язь, не голавль, не подуст?

Я сказал, что изловил их четырех, а пятого не удержал, и тот увел-запутал леску в зарослях кувшинок.

"Крупные?" - едва ль не подскочил Иван, подматывая на катушке удочку.

Я сказал, что - нет. Что граммов триста пятьдесят-четыреста. И прибавил: будь они немного тяжелее, без сачка их все одно не смог бы втащить на берег.

Иван просил немедля показать то место, где ловил. Сказал, что есть еще немного времени!.. Что непременно следует попробовать закинуть удочки на нем хотя бы по разку. Сказал, что линь, как и налим, клюет порою даже ночью, в темноте. И если нам в оставшееся время доведется наблюдать его поклевку, туда необходимо подойти пораньше утром - линь обязательно начнет ловиться.

Я же, в свою очередь, смекнул, что совершенно нет резона показывать Ивану это место, поскольку утром мог попробовать наудить этой рыбы сам.

Спустя еще минуты полторы фактической нашей пробежки по тропке вдоль истока, Иван, склонившись над моим "садком", рассматривал линей. Сказал, что все четыре экземпляра превосходны! Что все как на подбор!.. Что каждый граммов по четыреста!.. И подивился искренне тому, что я сумел их всех втащить на столь неудобный, с "отвесным приступком" берег. Сказал, что мне сегодня поразительно везло, при этом он никак не мог понять-"уразуметь", в чем суть столь удивительной удачи. Не теряя времени, он поскорей закинул удочку - и поплавок подвел к ближайшему листу кувшинок, благо оказавшихся неподалеку от "садка", вблизи нависшего над водой кустарника. Для большей убедительности я предупредил его, что поплавок кидал на центр речушки, а не к листьям!.. И он, спустя минуты полторы, перезабросил удочку - вывел поплавок на центр, присел на корточки.