Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Я же, поскольку "мой приступок" оказался занятым, уже намеревался было разложить-смотать свое удилище, но Иван просил не делать этого. Он сказал, что вся вечерняя, а также утренняя мелочь-бель - особенно плотва, густера, подлещики - пойдут с большим успехом на засолку, и пару-тройку дней спустя я получу свою "пятую долю" в качестве великолепнейшей воблушки. Уверял, что вобла изумительна с пивком, что Петрович с Ильичом - большие мастера ее засолки, сушки. Потому любая дополнительная рыбина (за исключением ершей и окуней) величиной с ладошку для их сообщества имеет цену, служит вкладом в общую копилку. Учил меня, что каждая их рыбина в любом пивном киоске города порою стоит пары кружек пива, либо целого стакана красного вина, которое Иван всегда, в любых условиях и обстоятельствах любил называть "краснушкой".

Согласившись с доводом Ивана, но, решив тогда впервые в жизни на рыбалке "разыграть удачу", помнится, по большей части ради шутки, ради "любопытного словца" спросил его, в какую сторону мне нужно было подаваться, чтобы удить те оставшиеся полчаса. До ближайшего "натоптыша" выше по истоку?.. Или - к наклонившейся ольхе?

Иван секунд с десяток с напряженьем размышлял, удивленный неожиданным вопросом, и с улыбкой отвечал, чтоб "поторчал" немного выше по реке. "По крайней мере, за своею сумкою с линями тебе не придется идти назад!" - убежденно и весьма достойно аргументировал он свой совет.

Я чуть ли не бегом помчался на свое секретное местечко, подбросил поплавок к листу и в ожидании поклевки затаился около куста, что рос на берегу.

И поклевка все-таки была. Поплавок вдруг лег на воду, легонько дернулся. Он было думал плыть, слегка вибрируя, но вдруг остановился, замер, неторопливо снова поднял перышко торчком и был опять поджат течением к листу. Пробовать осуществлять подсечку не имело смысла. Было ясно - рыбина приманку не взяла, оставила ее в покое. "Однако поклевка была!..", - помню, мысленно сказал себе тогда. Получалось, что Иван был прав. Рыба-линь, действительно, на этом месте оставалась на ночевку.

Помнится, что тридцать пять минут девятого я снова подошел к Ивану, сказал, что в этот раз - пустой. Сказал: была лишь чья-то осторожная поклевка, но дергать не имело смысла. Оказалось, что Иван за это время выудил трех ровненьких плотвиц, которые на пару сантиметров были даже покрупнее первых. Весь свой улов он посчитал необходимым поместить мне в сумку; и, помнится, я, грешным делом, полагал - нести ее придется непременно мне, как юному, как молодому... Но - нет. Весь путь, который мы почти бежали, он молча, терпеливо транспортировал ту ношу сам и даже не обмолвился о том, чтобы доверить это дело мне как новичку.

Помнится, что на площадке отдыха мы всей бригадой собрались довольно точно к девяти часам, но были уже не первыми. Свободный стол, однако же, успели захватить и рядом кострище - тоже. Мы поспешили их скорее "застолбить", оставив на скамейках наши рюкзаки, а рядом с кострищем - удочки.

Стол вместо скатерти-клеенки был сразу же застелен нами полиэтиленовою пленкой. На ней появились оба моих голавля. Из сумки вывалил рыбу Иван. Сказал, что мне сегодня удивительно везло, что все четыре линя были пойманы мной, а у него - плотва да пара окуней. Что не поймет причину моего столь необычного везения!

Герман вновь по-доброму смотрел в мои глаза, смущая взглядом, говорил, что я и в самом деле молодец. Сказал, что уха и жарево у нас теперь из редкостной, разнообразной рыбы. С уважением смотрели на меня Петрович с Ильичем. К нам стали подходить другие рыбаки "взглянуть на рыбу", и оказалось, никому из них линей ловить не приходилось. "Причем здесь везение? - помнится, взялся доказывать Герман Ивану свою правоту. - Просто попал человек в нужное место, в нужное время, с нужной наживкой и видом удочки!.."

"В том-то и странность, что за вечер дважды довелось ему попасть на рыбу, каковой явились голавли!.. Тем более - лини!.." - не понимал его аргументации Иван.

Ильич из сумки высыпал на стол десятка два довольно крупненьких ершей, вперемешку с мелкими густерками. "Один ершок - ухи горшок! Глядишь, и эти на отвар сгодятся! А густерка - как приправка к этому горшку!" - воскликнул он. Но Герман сказал, что с мелкой и костлявой белью дело иметь не стоит. Что при наличии столь крупной рыбы нет никакого смысла "смешивать одно с другим", тем более - возиться чистить-мыть ее. Он даже начал было упрекать его за то, что тот не постеснялся брать столь несерьезную рыбешку. Но Ильич довольно ловко выскользнул из-под упреков, заявив, что эти самые густерки при их поимке казались ему крупнее! К тому же он рассчитывал, что те неплохо подойдут для сушки.

Помнится, они не знали, что теперь им делать с мелочью. Но спор их разрешился неожиданно удачно: кто-то попросил, чтоб рыбу-мелочь подарили им. При этом сообщили, что угораздило "их четверых" уйти на озеро, где, кроме двух позорнейших плотвичек, они не выудили ничего. Ильич и Герман тотчас согласились с просьбой, велели "подходить", и вскоре перед нами, с котелком в руках, стоял довольно полный человек в очках забавного интеллигентного обличья. Ему отдали пригоршню ершей, почти всю мелочь-бель и окуней, что выудил Иван. Впрочем, вечер оказался неудачным не только для интеллигента и его компании. На "полное бесклевье" жаловались многие другие рыбаки, что были на площадке отдыха. К моему немалому недоумению, ни Герман, ни Петрович не видели даже поклевок - не выудили ничего. Не клюнуло у них и на моем участке, где попадались голавли.

Затем меня, Ивана, Ильича, как лиц свободных от приготовления закусок и ухи, Герман отослал-"отправил" за дровами для костра; с Петровичем они уже взялись скоблить ершей, счищая перочинными ножами их чешую и слизь, взрезая бедолагам брюхи.

Помнится, взобравшись по тропинке на пригорок, мы в поисках валежника "бродили"-лезли по чащобе леса. Но оказалось, что с краев все было подчистую выбрано, и приходилось углубляться в лес все дальше, дальше.

Уже смеркалось. Под густой листвой деревьев становилось сумрачно.

Лишь отойдя с дороги метров двести, если не побольше, и угодив в какую-то низину, я натолкнулся на целую залежь дров. Там был и валежник, и нетолстый сухостой, и даже легкий паводковый хворост. Поначалу я набрал охапку сучьев, но затем сообразил: рациональнее и легче будет притащить одно, а то и два сухих валявшихся в округе деревца. Я уже стаскал их в кучу, приспособил было их за комли у себя под мышкой, как услышал, что совсем неподалеку захрустел валежник. Кто-то направлялся прямиком ко мне!.. И это не были Иван или Ильич, поскольку те могли прийти-приблизиться лишь с правой стороны. "Не лось ли? Не кабан ли?.." - помнится, что охватил нешуточный испуг. Шаги меж тем звучали ближе, ближе... Я затаил дыхание, глядя в сумраке на куст ракитника, из-за которого вот-вот должно было возникнуть нечто. Вот оно уже довольно близко за кустом!..