Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Однако вопреки надеждам старшины и к собственному изумлению, мне очень понравилось бегать на след собакам. Накануне вечером мы с очередным проводником определяли-обговаривали наш маршрут, и рано поутру, часа за полтора до общего подъема всей команды, я убегал, сочетая свой быстрый, стремительный шаг с частыми и длительными перебежками. А еще примерно через два часа за мной выбегал проводник с собакой.

По обыкновению, проводники просили "больше фантазировать", стараться их обманывать "на следе"!.. И это, как определилось несколько позднее, мне удалось с лихвой. Я научился запутывать след, увеличивать время поиска. Раза три или четыре сумел вообще "уйти" от погони, и собаки окончательно теряли след. Проводники же - как это для меня тогда ни показалось странным - были в искреннем восторге "от этих моих фантазий"! Между ними сразу же установился строгий график "работы со мной", и где-то на четырнадцатый день они, все вчетвером, явились к командиру точки с просьбой, чтоб "на след собакам" посылали исключительно меня. Хвалили, что - я не лодырь!.. Что изобретателен, "с фантазией", что лучший "из бегунов". Что превосходный "обманщик собак.

Наш командир, капитан Тарантов, в этот день как раз пришел из отпуска и, по слухам, тоже чуть не вскочил со стула, узнав о моем привлечении на службу "гончим". Он выгнал делегацию из кабинета, грозился наказать и старшину, и замполита, и моего командира взвода. Но поговорив минут пятнадцать с ними за закрытыми дверями и получив, по-видимому, информацию, что "изменила девушка", что, вероятно, нахожусь "на грани срыва", что бегать решился по собственной воле "себе в нагрузку", дал всем добро. При этом старшине и командиру взвода в отношении меня велел не забывать про поощрительные увольнения и лично подписал два чистых бланка для меня.

Степан Тарасович, в конце концов поняв, что беготней "на след собакам" пронять меня ему не удалось, сам взял обратно на себя расчет и составление заявок на продукты личному составу точки, которые нам приходилось ежедневно получать-выписывать в складском хозяйстве, формально числившемся при дивизионе.

Тогда же, в самом начале июля, со мной приключился на "гончем круге" весьма загадочный, невероятный, достаточно опасный случай. Одна из самых больших овчарок, по кличке Нейрон, взяв-обнаружив след на одной из моих обманок, неожиданно "пошла вперед", а проводник, старшина-сверхсрочник Анатолий Сычевой, в нарушение инструкции по безопасности работ, не закрепил на запястье руки поводок...

Лично по мне, это только в кино да книжках собаки, взявшие след, бегут с беспрестанным лаем, "подавая знать" партизанам, либо сбежавшим из тюрем преступникам, что их с минуты на минуту настигают. Насколько известно мне, те всегда преследуют беглеца "втихую", и, если вдруг их отпускают вместе с поводком, нападают, как правило, сзади, молчком, внезапно сбивая с ног.

В тот день, наверно, оказались судьбоносными мои симпатии к этой огромной, сильной, красивой собаке! И хотя того проводники категорически не дозволяют, я за время нашего знакомства сумел его раз семь назвать по имени, раза три или четыре дотронуться до его ушей и шеи и даже погладил нос. А однажды, с дозволенья Сычевого, дал ему небольшую мясную косточку.

Мною было пройдено уже, пожалуй, километров семь или же, быть может, восемь. Я обошел задами крохотную спящую деревню (уже не помню ее названия), пробрался по бурьяну подле здания коровника, побеленного известкой. И далее - проселочной дорогой меж полей картофеля помчался на восток, где над высокой полосою леса, растянувшейся гармошкою неподалеку, уже разожглась заря, и с минуты на минуту должно было выглянуть солнце.

В лесу, на одном из его участков, я метров полсотни прошел по той же торной, машинной дороге...

Затем возвратился назад и, посильнее разбежавшись, осуществил тройной прыжок на просеку вправо, уводящую в чащобу леса, быстро побежал по ней.

Метров через триста, или же, быть может, через четыреста, я, снова несколько пройдя вперед и возвратившись, прыгнул теперь уже влево, в кустарник, и вскоре опять пошагал по той же торной, лесной дороге, но уже примерно в полукилометре от первого своего прыжка.

Еще одна просека - метрах в шестистах от первой - уводила влево. Она значительно сокращала путь на точку, и я неторопливо побежал по ней. Я знал, что сорок пять минут назад за мною началась погоня, но догнать-настичь меня могли не ранее как через час, если же не подольше. То есть - где-то километра через три-четыре, около красивой, тихой речки на краю поселка. Дело в том, что взявшая след собака, ведомая на поводке, тем более такая, как Нейрон, намного облегчает бег проводнику! Вдвоем с собакой проводник бежит значительно скорее "гончего", и через час-другой они обычно догоняют беглеца.

Эта просека, которой я затем направился в то утро, была прямой и мрачной, словно стиснутая обступившими ее по сторонам большими соснами и елями. По ней я зачем-то решил не бежать, и быстро пошагал по тропке. До опушки леса было приблизительно не больше километра.

Мне до сих пор порою представляется то ощущенье близкой, неминуемой опасности, вдруг охватившее испугом душу. В одну секунду штык-нож от автомата, висевший в ножнах на ремне, был у меня в руке, и я готов был для самозащиты.

Мне сразу вспомнилось, что кто-то из охотников поселка, где базировалась наша точка, видел рысь, стрелял в нее, по слухам, даже ранил. Я смотрел-искал опасность у себя над головой, в ветвях деревьев, и тогда мне очень повезло взглянуть-обернуться назад...

По просеке, на удалении не более шестидесяти метров, уже набрав свою максимальную скорость, мчался громадный, совершенно бесшумный зверь, очень похожий на волка.

Мне показалось, в те мгновения я был, по-видимому, в шоке от злобного взгляда собаки, и даже не мог шевельнуться. Но, пожалуй, видимо со страху, сделал твердый шаг навстречу этому "летящему снаряду" и довольно властно закричал, перечисляя сразу все команды, слышанные от проводников: "Нейрон, Нейрон, фу!.. Место!.. Сидеть!.. Стоять!.."

Мне показалось, что пес уже успел присесть для своего ужасного прыжка! Но вместо этого он неожиданно согнулся, будто получил удар по заду чем-то довольно увесистым, крепким. Затем, прижавшись вдруг к земле, он широко расставил лапы, и, похоже, что с полметра, или с метр, его волокло-тащило. Но уже еще через секунду или две он, большой и радостный, пользуясь своей свободой от хозяина, прыгал-носился вокруг меня, приветливо скулил, запутывал мне ноги длинным тонким поводком, пристегнутым к его ошейнику, и даже пару раз лизнул мне руки.

Найдя второй конец у поводка, я сразу понял, что произошло. Но было неизвестно, что случилось с Сычевым, почти отслужившим свой срок сверхсрочника и собиравшимся вот-вот на пенсию. Я закрепил петлею на запястье поводок, погладил Нейрона по лбу, по носу, почесал у него за ушами, поскреб его шею под нижней челюстью и, не зная, в общем-то, никаких команд, сказал ему: "Нейрон, вперед!.. Ищи, ищи хозяина!.."