Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Порою ощущалось даже нечто вроде упоения, нечто вроде величайшей гармоничности моего присутствия в том, неведомом стране поселке, состоявшем из полутора десятков деревянных трехквартирных домиков, единственного магазина в два окна, фельдшерского пункта на одно окно с красивой незамужней женщиной Полиной в белом чистеньком халате и столь же белоснежной шапочке; школы в четыре окна с тремя учителями и десятком ребятни начальных классов; неподалеку, под деревьями, - пекарня в три окна, где выпекали изумительнейший хлеб, батоны, замечательные сайки; бревенчатая баня на краю поселка, у реки (с парилкой, с вениками, с тазиками на скамьях), где в среду и четверг "помыв осуществляли" только женщины, по пятницам - мужское население, а по субботам, утром - сразу после стрельб и чистки наших автоматов АКМ - личный состав команды. Где на отшибе между елей и берез находился клуб на восемь окон; в нем по субботам, вечером, показывали фильм, а затем еще на целый час нам разрешались танцы. Где самым большим по объему зданием являлась, конечно же, наша казарма, примерно на двадцать окон - такая же бревенчатая, как все другие здания в поселке, такая же одноэтажная, с широким дощатым крыльцом-верандой, с флагом на его фронтоне, с большой широкой коньковой крышей над строением, покрытой шифером.

При этом для реалистичного и беспристрастного отображения картинки, необходимо также сообщить о том, что с главной улицы поселка можно было видеть лишь верхушку крыши с трубами печного отопления из кирпича и, несколько в сторонке от нее, край флага - мельтешивший непонятным красным пятнышком поодаль в воздухе, особенно при ветреной погоде. Дело в том, что территорию казармы с отдельным зданием столовой и сараем окружал высокий дощатый зеленого цвета глухой забор метров более двухсот по каждой из его сторон, и общий вид "загадочного комплекса" в самом центре, в общем-то, довольно милого поселка представлялся несколько пугающим и странным. Комплекс вовсе не радовал глаз, но, видимо, на это никто из местных жителей давно уже не обращал внимания.

Ворота казармы, согласно уставному положению, были всегда закрытыми. Однако рядом с ними, со двора, возвышалась утепленная сторожевая вышка с будкой наверху, и, в случае необходимости, часовой всегда мог позвонить-позвать дежурного.

Также нужно указать - помимо парадного (главного) входа, в заборе, с тыловой стороны казармы, были еще ворота с калиткой. Именно эти ворота можно было считать рабочими. Они не охранялись, лишь запирались на ночь на засов. Через них вдоль собачьих вольеров я каждый вечер в будние дни приходил к проводникам "в дежурку" на согласование маршрутов поиска. Через них мы всей командой проходили на участок стрельб, находящийся чуть поодаль от "собачьей кухни" - домика в одно окно, в котором варили еду собакам. Через них караульные отделения шли "на службу" на объект, на его сторожевые вышки. Там, на объекте, за колючей проволокой, за длинным забором из бетонных плит рядами стояли больше трех сотен тяжелых армейских автомашин и примерно столько же стальных речных понтонов. Через них под руководством старшины мы иногда ходили по грибы, по ягоды как для команды, так и семей командиров. Через них "хозяин фермы" Вася Мачнев водил "на пастбище" корову. На лугу, напротив вольеров, он привязывал ее веревкой к колышку. В обед с ведром отправлялся ее доить, а вечером приводил обратно.

Не гнушались тыльными воротами и офицеры во главе с самим капитаном Тарантовым и даже старшиной. Почти напротив них, через дорогу, находились их дома; в них, по соседству с семьями сержантского состава сверхсрочной службы, проживали и они. Через те ворота им было несравнимо ближе приходить на службу - не нужно было топать лишние десятки метров, огибая по периметру большую часть забора.

Как я и полагал, идея оказалась вовсе не бессмысленной, не голословной, благо в магазинчике имелась леска, продавались рыболовные крючки, стальные щучьи поводки, которые у местных жителей не пользовались спросом вообще.

Оказалось даже, что залежалась-"затоварилась" пара рыбацких сачков, по полтора рубля за штуку. Их пришлось незамедлительно приобрести, оснастить сосновыми черенками-палками.

Пройдя по реке немножко за поселок, я неторопливо выбрал наилучшие места. По примеру деда Михаила, мы, в числе пяти или шести солдат (но с кем не помню), вкопали тоже пару ящиков из-под патронов для живцов, и три приличные по объему кадушки для прочей (уже промысловой) рыбы. Из пенопласта наточили поплавков, налили-накатали грузил, нарезали рогаток для живцовых удочек, набрали -накопали около сарая Васи едва ль не целое ведро червей, наловили на лугу кузнечиков...

И, помнится, рыбалка в той, не тронутой никем из посторонних речке оказалась столь удачной, что поначалу становилось даже несколько не по себе. Охватывала даже оторопь от явного переизбытка рыбы, попадавшейся, можно сказать, при каждом забросе удочки. Какой там Житковский исток с его окуньками-плотвичками!.. Какие там озера с карасями!.. Получалось, сам предположить не мог такого изобилия! Уловы наши можно было исчислять не килограммами... Пудами!..

Приведу в пример лишь пару-тройку весьма характерных случаев.

Однажды мы, с моим единственным помощником рядовым Шарифовым из Казахстана, надумали попробовать ловить на перемет с насадкой "на кузнечика". За три с половиной часа рыбалки поймали двадцать четыре язя. Меньше чем на полтора килограмма не было ни одного.

Однажды наудили семьдесят шесть плотвиц. От трехсот пятидесяти граммов - и почти до полкило. Штук пять попались граммов по шестьсот.

Сумел-изготовил как-то блесну из сломанной столовой ложки. Поскольку спиннинга мы не имели, решил кидать ее просто так, с руки, с раскачки. Метров пятнадцать лески в левой руке... Правой - заброс!.. И тянешь на себя... Поразительным при этом оказалось то, что не случилось ни одной пустой проводки! Если при падении блесны на дно удара не было, то на выводе ее из глубины на берег - обязательно! Поймал в то утро одиннадцать щук, от килограмма до двух с половиной, пока какая-то громадина, которую не удержал, не затащила блесну в глубину, в коряги.

Однажды на червя наудили тридцать шесть окуней - от полкила до килограмма. Шарифов к тому же поймал двух линей почти по полтора кг, налима - на два четыреста и три плотвицы, чуть ли не по килу.

Поначалу оторопь брала и офицеров.

У каждого был явный шок, когда до их сознанья доходило вдруг, что восемь-десять килограммов свежей, крупной, разнообразной рыбы - не всем им четверым (включая старшину), а - каждому из них!.. Что в среднем на неделю, это совсем немного!.. Что при этом о рыбе для рядового состава команды им беспокоиться не следует, поскольку та уже находится у Сердюка в столовой, на его разделочном столе, либо в холодильной установке.