Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Прикинули о наших планах с получением дипломов. Я вознамерился уехать в свой родимый городишко к деду с бабкой, попробовать обосноваться там. "Куда подашься с молодой женой, которой предстоит теперь учиться на заочном отделении и в январе рожать? - отвечал самому себе вопросом на вопрос и, обосновывая ту свою решимость возвратиться из столицы восвояси, в Меленки пояснял-доказывал Геннадию: - К тому же, слишком людно, слишком шумно здесь, на улицах Москвы! Куда-то все торопятся, спешат. Живут в каком-то слишком уж быстром темпе. Здесь я чувствую себя зажатым, лишним, не своим. Я, похоже, человек не столь уж ловкий, резвый, деловой. Вероятно даже - несколько ленивый, апатичный. Тем более, порой довольно крепко подпирает бросить все и посидеть на речке с донками!.. Сказал, что научился удить с лодки щук и судаков блеснением в отвес. Поведал, что люблю природу, тишину, речной простор. Наверное, большие города не для меня.

Геннадий воскликнул, что - тоже немалый любитель рыбалки. Особенно, со спиннингом. Но он попробует устроиться в Москве. Поскольку - по природе русский и мыслит значительно лучше по-русски, нежели по-украински. Что - семья у них в станице прегромадная. Что ему, как старшему из сыновей, давно уже пора покинуть "общую скворечницу", и мать с отцом ему о том уже неоднократно намекали. Для начала он надеялся устроиться работать дворником, чтоб получить служебную квартиру. А там - уж что подаст Господь!.. На всякий случай мы условились - с моим отъездом из Москвы, мои квартирные хозяйки будут мной о нем осведомлены, как о порядочном, послушном человеке.

Помнится, я было замолчал в каком-то грустном, тягостном раздумье, и Геннадий неожиданно воскликнул, решив сменить тематику нашей беседы:

- Ты знаешь!.. Сегодня прочитал в газете: в Японии установили телевизор - площадь кинескопа более шестидесяти метров!

- Эх, камнем бы по такому!.. - в свою очередь с тоскою улыбнулся я, глотнув из кружки.

На следующий день Геннадий отдал мне мою зачетку. Сказал - все было четко, без помех. Что - не спросила даже "сколь серьезно болен?" Она была спокойна, весела, желала всем удачи, благ. Взамен получила от нашей группы пару букетов цветов.

С восхищением поведал об экзамене, продолжительность которого была не больше десяти минут!..

Оказалось, что она, всего лишь навсего, сначала попросила подойти с зачетками всех тех, кто хочет получить оценку "удовлетворительно", иначе говоря - простой зачет. Затем - всех тех, кому нужна оценка "хорошо". Остальные трое, тянувшие на красные дипломы, вне сомнений, знали предмет на пять, им она поставила "отлично".

"Ну, и ладно! Ну, и славненько! Тоже возомнил себе!.." - наконец-то начинала оставлять довольно неприятная душевная нервозность, вызванная, видимо, столь неожиданным житейским обстоятельством.

Последние пять дней до окончания семестра я старался не встречаться с нею, прячась в перерывах меж занятий либо в туалете, либо курил свой "Беломорканал" у окон в вестибюле на четвертом этаже, где не велось преподавания как такового, а были несколько подсобок, кинозал и зал собраний. Тот вестибюль был постоянно пуст, а окна, по обыкновению, открыты. И даже на одном из подоконников стояла пепельница, кажется, из алюминия, в форме хитрой вогнутой физиономии - с рожками, с бородкой и лукавыми, внимательными глазками.

Помню, шла она по коридору за колоннами, что рядком расположились в вестибюле этажа, и была в простой рубашке нежно-голубого цвета, в обыкновенной черной юбке до колен, в черных остроносых туфельках, стучавших каблучками по полу. Увидев меня, она прямиком зашагала ко мне и, усевшись на стул по соседству, попросила дать ей папиросу.

Она неумело взяла папиросу пальцами левой руки, прикурила ее от огонька, зажженной мною зажигалки, и мы, примерно с полминуты, сидели молча в наступившей вдруг довольно напряженной тишине. Я понимал, что наступило время откровений для меня, и мне не убежать, не отмолчаться.

- Где теперь намереваемся работать, Александр? У нас в Москве или есть иные планы? - зазвенел ее веселый, звонкий голосок.

Я пожал плечами. Отвечал, что "собственно, вопрос в тумане".

- Вы женаты? - с улыбкой спросила она.

Сказал, что - покамест нет.

- Тогда старайтесь закрепиться здесь, в Москве! - прозвенело с некой долей покровительства. - Большие планы, по обыкновению, осуществляются в столицах! Периферия - это все второстепенное, не столь достойное! Не сомневаюсь, именно в Москве у вас могли бы быть большие перспективы!

- Вполне возможно, - довольно безучастно согласился я.

Мы помолчали, и она спросила "сколько мне лет?"

Сказал - в сентябре исполнится двадцать семь.

- Хм!.. Я полагала, вы немного старше. А мы, как оказалось, одногодки, - заметила она с немалым удивлением. И, с некой долей легкой, безобидной шутки, сообщила: - Мне приходилось слышать, что одногодки не уживаются в браке!..

Я снова дернул-пожал плечами, выражая как сомнение, так и возможное согласие.

- А какого числа в сентябре?

Я назвал шестое сентября.

- Надо же! Ой, какой удивительный случай! - воскликнула она на этот раз весьма заинтригованно и даже, мне показалось, с испугом. И, помолчав, вдруг озабоченно произнесла: - Мы с вами, Александр, не только одногодки! Мы родились в один и тот же день.

Она о чем-то тяжело вздохнула, поднялась со стула, погасила в пепельнице папиросу. Ощущая общую нервозность в теле, непомерный стыд в душе за свой ее обман, поднялся со стула и я.

- Что ж... Скоро звонок, пора идти на занятия. Удачи вам, Александр! - Она смотрела на меня открытым, светлым, непорочным взглядом и, с улыбкой "углышком", сказала: - Надумаете жить в Москве, вы знаете, где можно меня найти. У нас свободная квартира, дача... Мои родители достаточно влиятельны, имеют связи. Я буду рада постараться вам помочь.

Она подала мне на прощанье руку с ухоженными перламутровыми ноготками на ее красивых тонких пальчиках; я подхватил ее, легонько сжал. Я ощутил их шелковистое прикосновение в своей руке, секунды три или четыре держал в своей широкой грубоватой пятерне.

- Удач и вам, Екатерина Алексеевна!..

- Просто Екатерина!.. Как вам покажется удобным...

- Четыре дня назад пришло довольно важное письмо от некой Валентинки, студентки из Владимира!.. - решив, на сей раз, не скрывать, не обнадеживать, угрюмо отозвался я. - Пожалуй, вряд ли я смогу теперь располагать своей судьбой свободно. Вряд ли мне есть ныне смысл рассчитывать на проживание в Москве.

...Замечу также, что с воспоминанием о случае с Екатериной, мне непременно представляется еще один, довольно жутковатый, эпизод, произошедший с молодой, весьма красивой, но, однако, совершенно незнакомой мне мамашей и ее, фактически еще грудным, сынишкой.