Екатерина Белецкая - Насмешники. Дело в шляпе

— Ит, давай на тон ниже, — попросила Берта.

— Хорошо, — сдался Ит. — Но ты его выдернешь?

Берта поморщилась.

— Выдерну, — пообещала она. — Следующим утром будет здесь. Честно говоря, когда ты подавал это прошение, я не ожидала, что она решит всё таким образом. Я думала, что она просто аннулирует этот договор. Или выплатит деньги. Даст отступные его родне.

— А она врезала по всей планете, — развел руками Ит. — Имеет право. Это мир Санкт-Рены, и, видимо, королеву ситуация не устроила.

— Если честно, меня бы она тоже не устроила. Конклав прогрессивный, и вот такие отдельные миры сильно портят картину.

— Нам не до картины. Главное, что по этому решению Зарзи полностью свободен, и никаких денег никто никому не должен. Единственный затык на данном этапе — это официалы, которые гадят нам, и слишком долго рассматривают результат, вместо того, чтобы передать решение семье, — Ит устало вздохнул. — Мы пока что ничего не говорили им. Ни Олле с Зарзи, ни Гелу. На всякий случай.

— Как он там? — участливо спросила Берта.

— Выбирается потихонечку, — успокоил Ит. — Опасности уже нет, но лечиться еще год придется, не меньше. Одних восстановительных операций с десяток предстоит. Вообще он умница, отлично держится. Мы больше всего боялись, что он расклеится всерьез, при его темпераменте так попасть — хуже некуда, но он мало что собрался, так еще и память слегка замыл, и… сейчас Гел с Олле вареные ходят, от приближающихся перспектив, а он ничего, даже их подкалывает по старой привычке.

— Молодец, — согласилась Берта. — Ит, знаешь… я была удивлена, что они нейкеры. Не думала, если честно. Они так охотно возились всегда с девчонками, ко мне хорошо относились, к вам…

— И ты туда же? — с тоской спросил Ит. — Малыш, пойми. Нейкеры — не детоненавистники и не женоненавистники. Они просто предпочитают спать только с одним полом, игнорируя второй.

— По нашим меркам они — геи, — заметила Берта.

— По меркам рауф — тоже, — кивнул Ит. — Именно поэтому они свою семейную жизнь столь тщательно скрывают. Годами. Ото всех, даже от близких друзей. Я не считаю, что это правильно.

— Конечно, это неправильно, — согласилась Берта. — Можно еще вспомнить, что с точки зрения того же Огдена мы тоже неправильные. И дочки у нас неправильные. Потому что разные расы должны ненавидеть друг друга, а не жить большими дружными семьями, да еще и детей растить…

— Кстати! — Ит оживился. — Чего там с этой Веркиной выставкой? Мне Даша все уши прожужжала, но я так и не понял, в чем проблема. Слишком большие работы?

— Ребенок не влез в стандарт. Снова, — объяснила Берта. — Размер самого большого багета у них А3, а Верочка размахнулась щедро — у нее несколько студийных работ А1. Рамок нет для наших полотен, понимаешь? А папы все в госпитале застряли. А мама рукожоп, и свинтить рамы не может.

— А заплатить мама не может тоже? — удивился Ит.

— А где я деревяшки нужной длины достану?! Причем не простые, а настоящие? Мы ездили на барахолку строительную, купили плинтус. Но Вера плинтус не хочет категорически, плачет, и говорит, что ее картины не паркет, — сообщила Берта.

— Когда развеска? — с тоской спросил Ит.

— Двадцать шестого декабря, — минорно сообщила Берта.

— Твою зеленую кошку. Ладно, мы что-нибудь придумаем, — пообещал Ит.

— Ты собираешься раздобыть рамы нужных размеров во Вьетнаме? — удивилась жена. — Каким, интересно, образом?

— Понятия не имею, — развел руками Ит. — Будем думать.

— Ну, думайте, — милостиво позволила жена. — Так, Ит, всё. Я побежала. Иначе мне Томанов голову открутит.

Фадан сидел в углу своей камеры (которая, судя по всему, до недавнего времени была просто чьим-то рабочим кабинетом), и мысленно беседовал с Шефом. Полтора часа назад в камеру зашли двое греванов. Один сторожил входную дверь, а второй поставил перед Фаданом пластиковый стакан с водой и кусок сохлого хлеба. Воду Фадан, по наущению Шефа, выпил до половины, а от хлеба отгрыз пока что только корку. Если честно, есть ему не очень хотелось.

— Как мне понять, кто из вас врет, а кто действительно хочет, чтобы было как лучше? — в который уже раз спрашивал Фадан. — Они ведь действительно в чем-то правы. Я вынужден это признать, хоть мне эта правда и не нравится. А вдруг…

— Я тебя переубеждать не собираюсь, — сердито отозвался Шеф. — Ты согласен с ними в том, что животное существование в виде биомассы — это разумно и правильно? Да на здоровье! Верь им дальше. Я могу, если угодно, вообще отключиться, и больше не общаться с тобой. Совсем. Мне это сделать проще простого.

— Да подожди ты! — мысленно взвыл Фадан. — Они же нас убьют!!!

— Ты, с их точки зрения, тоже биомасса, — невозмутимо напомнил Шеф. — Тогда о чем переживать? Убьют — туда тебе и дорога.

— Но я жить хочу!

— Много кто хочет. Но если ты согласен с тем, что говорили тебе Грешер и Олка, то будь любезен соблюдать правила игры. Их игры. Своё «я» в этом случае ты можешь засунуть себе в…

— Но ведь получается… получается, что… Они… а я… — мысли Фадана разбегались, как маленькие вельшики месяц от роду: бегут во все стороны сразу, и совершенно без смысла. — Но ведь… весь мир… жизнь… какая-то опасность…

— Фадан, успокойся, — попросил Шеф. Как-то неожиданно ласково попросил, по-доброму. — Выпей воды, посиди минутку молча. И послушай — теперь уже меня, а не этих двоих.

— Я попробую, — прошептал Фадан беззвучно. Он чувствовал себя плохо, причем физически плохо. Никогда раньше он не сталкивался с тем, что телу может стать нехорошо от мыслей.

— Вот и правильно, попробуй. Аксиома первая — они лгут. Им удобно лгать, Фадан, им удобно считать себя элитой, а всех прочих — безмозглым скотом. Но это не так. На сто разумных твоей расы даже сейчас найдутся двое, способные мыслить и учиться, не смотря на все чистки и регресс. Это очень большой процент. Аксиома вторая — они солгали тебе про рабство. Судя по тому, что я вижу, ситуация выглядела совершенно иначе. То, что ваш мир засунут в эту самую шляпу, в эту петлю — как раз и есть рабство. Или даже хуже, чем рабство.

— Так что же было на самом деле? — с надеждой спросил Фадан.

— Могу только моделировать. С вами как раз и случилось… вот это самое. То, чем они тебя пугали. Вы — рабы. А они… они, милый мой Фадан, слуги тех, кто вас поработил. Ты ведь читал про то, как устроены те же тюрьмы?

— Не современные. Но да, читал, конечно. Самые злобные и строгие охранники получаются…

— Из тех заключенных, которых приблизили к себе настоящие смотрители тюрьмы, — закончил за него Шеф. — Вот кто такие Олка и Грешер. Они такие же рабы, как и ты, Фадан, но они считают себя господами, элитой. Они не настоящие хозяева.