Татьяна Хмельницкая - Дело ясное, что дело тёмное

Право победителя — неоспоримое право. Выходит нам отдали его много веков назад, и не забрали обратно ни при каких жизненных и политических эманациях?

Знание — сила! Хм, не поспоришь. Я бы к этому утверждению добавила ещё: могущество и воля. Никто не может лишить нас статуса раз мы хранители великих тайн и учений. Тогда…

— Что вы скажете, Виола?

Я сжалась, подняла взгляд на Пола.

Вопрос прозвучал оглушительно, точно взрыв, и накрыл меня обломками моих же размышлений. Потратив не меньше минуты на обретение реальности, я всё же сориентировалась, широко улыбнулась вопрошающему Полу и промямлила:

— Даже не знаю, что на это сказать…

Диванчик занимала девушка-подросток. Рыжеволосая школьница смотрела на меня искренними, заплаканными глазами и терзала пальцами рукав своей вязаной кофты.

Что?! Подросток? Как? А куда подевался тот худощавый мужчина? Или он покинул комнату уже давно? А кто был следующий? Кто-то был между мужчиной и рыжеволосой юной особой?

Мой глубокомысленный вид, покачивание головой, поджатые губы, вздох служили демонстрацией работы моей мысли, а заодно давали отсрочку, так необходимую для поиска пространных дополнений к ничего незначащей фразе. Я так поступала на уроках в школе, чтобы вспомнить объяснение учителя, служившее фоном к моим грёзам наяву, если меня вызывали к доске. Но вот беда — сейчас ничего не могла припомнить из рассказа девочки.

Пол вздохнул:

— Понятно. Эдита, простите Виолу. Ей совсем недавно сильно досталось — попала в страшную историю, и она слишком погрузилась в ваш рассказ. Видите, не может вымолвить ни слова — эмоции, понимаете…

Мне стало стыдно. Очень. Особенно перед девушкой. Она выглядела трогательно с завязанными двумя хвостиками и кудряшками на кончиках волос, веснушками на белой коже. Пухлые губки она кусала и совсем не замечала, что по одной из щёк у неё текла солёная крупная капля.

— Надеюсь, вы уже справились с потрясением, Виола, — кудесник голосом выделил слово «потрясением», а я кивнула, — но я всё же кратко повторю всё, что сказала Эдита.

Жду с нетерпением. Стыдно-то как!

— У Эдиты Свет есть дядя, которого она разыскивает. Девушка утверждает, что он собирался заехать в общину на пару дней, но так и не появился. Эдита позвонила деде, и тот снял трубку, но поговорили они совсем недолго и ни о чём. Он сказал, что сейчас ездит по делам и времени нет совсем. На вопрос, когда он приедет, родственник не ответил — бросил трубку. Эдита уверена, что дядя так бы не поступил: раз обещал заглянуть, то сделал бы это в любом случае. Дядю Эдиты Свет зовут Василий Рыжов.

Комната поплыла перед глазами, и я вцепилась в подлокотники кресла. Память вытащила образ мужчины под два метра ростом, с бритой головой, маленькими голубыми глазами, ртом-уточкой и мощным подбородком.

— Эдита сомневается, что она говорила с ликаном Рыжовым, и мы согласились проверить так ли это.

Я кивнула, усмиряя чувства, стараясь понять происходящее. Подняв на Пола глаза, кроме холода в них ничего не обнаружила.

Ну и пусть!

Пол протянул школьнице записку, ту самую, что я дала чародею, когда он пришёл меня проведать после бдений на крыше, и спросил:

— Вы знаете это место?

— Это адрес главы клана.

— Спасибо.

На следующем посетителе я тихо покинула уютную обитель, но рыжеволосой школьницы уже и след простыл — не успела её догнать. Всё что должно было случиться, уже произошло, потому не стала возвращаться к Полу и ведьме, а скрылась в своей комнате.

Стук в дверь застал меня на моменте, когда во моём прекрасном сне Пол прошептал мне что-то на ушко, и, сжав мою ладошку, потянул за собой. А впереди бушевал закат. Нет — рассвет. Да какая разница! Мы шли рука об руку окутываемые ярким непроницаемым маревом и улыбались друг другу.

Я резко села и крикнула:

— Да!

Потёрла глаза, сдирая с них последние клочки крепкой дрёмы.

В спальню проскользнула служанка. От неё пахло хлебом и жареной картошкой. Сразу захотелось есть.

— Кудесник Щука просит вас прийти в библиотеку.

— Хорошо.

За девушкой закрылась дверь, а я со злым рыком опрокинулась на спину и накрылась одеялом с головой.

Мне снова было стыдно. Очень. Второй раз за день. Умом я понимала, что видела сон, а внутри грёзы возможно всё, даже счастье в глазах Пола и его тёплая ладонь, обнимающая мои пальцы.

НО!

Вот это самое пресловутое «но» жгло мои щёки, разрывало сердце на части и давало толчок к пониманию собственной безнравственности.

Считается, что стыд — эмоция, определяющая порядок вещей и ценность норм поведения. А по мне, так стыд — вакцина, инъекция которой лечат от душевного и этического разложения. Именно это вещество сейчас боролось в моей крови с ощущением упоительности сна, его сладким послевкусием.

Мои ровесницы давно замужем…

Хорошо, буду честной: не все сверстницы, а большая часть моих знакомых из клана сыграли свадьбу, но сути дела подобное уточнение не меняет.

Охо-хо-хох!

Так вот почти всё моё окружение давно и глубоко замужем. Их чувства в отношении мужей чисты, а помыслы лишь о своих половинках. Но почему у меня иначе? Разве так бывает, что нравятся сразу двое парней?

С головой у меня не так — вот что! А всё от чего? От праздности — вот от чего! Мозг «ржавеет» без дела — значит, ищет работу и находит, пусть даже пустую и никчёмную. В моём случае это мечты о светлом, но непонятном будущем, пусть и с запятнанной репутацией.

Не-е-е-ет, лени с этой минуты я объявляю бой — безжалостный, жестокий, кровопролитный! Пора мозги загрузить на полную.

Я откинула одеяло и бодро вскочила с кровати. За окном повисли сумерки, а рыцарь по имени Закат сражался с демоном Маревом. Исход битвы известен: Закат прольёт свою кровь, и она смешается с вечными небесными водами, а Марево захватит мир и погрузит его в густую темноту. И лишь звёзды — слёзы отца Солнца — будут ярко сиять в акватории Млечного пути.

М-да. А во сне всё-таки был рассвет — ощущения иные, не такие как от заката. Тёплые, мягкие.

Хватит о порочном мечтать! Берись за ум, Виола, и нагружай, нагружай его, чтобы вообще снов не видеть от усталости и переизбытка информации.

Быстро одевшись и причесавшись, я замерла у зеркала, вглядываясь в собственное отражение с раскрасневшимся лицом и наполненными тревогой глазами. Понимала, что Пол не видел моего сна, а лишь его образ

участвовал в нём, а потому неловко при нашей встрече будет только мне. И вроде бы нечего бояться: свидание проблем не принесёт, ведь щёки залитые краской смущения можно пережить, но что делать с сердцем, трепещущим в груди?

Плюнуть и растереть — вот что!

Почти так и поступила: зажмурилась, поплевала через левое плечо и отправилась в библиотеку.