Виктория Шваб - Архив [litres]

Мне хочется поделиться с Уэсли своими мечтами о нормальной жизни, полной таких моментов.

– Ладно, – говорю я, вытирая мыльные разводы. – Я не имею ни малейшего понятия, что ты читал, но мне понравилось.

– Это надпись на вратах в ад, – объяснил он. – Моя любимая часть.

– Но разве это не жуть?

Он рассеянно пожимает плечами.

– Если как следует об этом подумать, Архив не очень-то отличается от Ада.

Все очарование момента лопается, как огромный мыльный пузырь. Я вспоминаю о ящике Бена в тихих, пустынных залах.

– Как ты можешь такое говорить?! – недоумеваю я.

– Если быть точным, не сам Архив, а Коридоры. Ведь, как ни крути, это место, полное неупокоенных мертвецов, так?

Я с отсутствующим видом киваю, безуспешно пытаясь унять ноющую боль в груди. Дело не в том, что мы заговорили про ад, а о том, как легко Уэсли переключился с чтения Данте на обсуждение Архива. Будто это единая жизнь, единый мир – но это заблуждение. Я намертво застряла между миром Архива и Внешним миром, и не понимаю, как Уэсли удается спокойно стоять одной ногой в каждом из них.

Ногтем большого пальца ты откалываешь щепку с деревянного поручня. Крыльцо давно пора покрасить, но этого не сделают уже никогда. Мы вместе последнее лето. Бен не приехал – его отправили в лагерь. Когда зимой дом выставят с молотка, крыльцо у него будет все таким же, обшарпанным и потрескавшимся.

Ты пытаешься научить меня разделяться на части.

Не беспорядочно, как рваная бумага или конфетти, а четко и регулярно – как разрезанный торт.

Ты говоришь, что в том, как ты лжешь и сам миришься с этим, выражается твоя личность. Только так ты можешь оставаться в живых.

– Будь тем, кем тебе необходимо быть, – говоришь ты. – Когда ты с братом, или родителями, с друзьями, Роландом и даже с Историей. Помнишь, что я говорил тебе о лжи?

– Надо начинать с маленькой правды, – говорю я.

– Именно. Здесь то же самое.

Ты выбрасываешь щепку в темноту и отколупываешь следующую. Ты никогда не мог сидеть без дела.

– Начни с себя. Каждая версия тебя – это не ложь. Это просто варианты.

Вокруг тихо и темно. Слишком жарко даже ночью. Я собираюсь уйти в дом, но ты останавливаешь меня.

– Еще кое-что. С этой самой поры разные части твоей жизни начнут накладываться друг на друга или пересекаться. Здесь тебе нужно быть очень осторожной, Кензи. Тщательно продумывай свою ложь и держи все свои миры как можно дальше друг от друга.

Все, что связано с Уэсли Айерсом, ужасно запутано.

Три моих мира были надежно разделены стенами, дверьми и замками. Но теперь пришел он и притащил в мою обычную жизнь Архив – как грязь на подошвах ботинок. Я знаю, что бы сказал на это дед. Знаю, знаю, знаю. Но это новое «наложение» страшное и в то же время очень заманчивое. Я буду осторожной.

Уэсли мусолит в руках книжку и не читает дальше. Может, он тоже это чувствует: момент, когда пересекаются линии и плоскости? Между нами наступает такое молчание, что можно услышать, как оседает пыль. Разве можно так жить? Еще вчера, в саду, на закате, я испытывала приятный страх, почти восхищение от того, что могу выложить правду, но теперь это кажется мне слишком опасным. Я чувствую себя беззащитной – все равно что обнаженной.

Но тем не менее я хочу, чтобы он снова это ска-зал.

Я Хранитель. Я выслеживаю Истории…

Я хочу спросить его о чем-то, чтобы разрушить вязкую тишину. Но Уэсли меня опережает.

– Твой любимый Библиотекарь? – таким тоном, будто спрашивает меня про еду или фильм.

– Роланд, – признаюсь я.

– Правда? – Он откладывает книгу.

– Почему ты так удивился?

– Я думал, ты фанатка Кармен. Но мне нравятся его предпочтения в обуви.

– Красные «конверсы»? Роланд сказал, что нашел их в шкафу, но я почти уверена, что он их снял с какой-нибудь Истории.

– Я не могу себе представить, что в Архиве есть обычные шкафы.

– Я не могу себе представить, что все Библиотекари там живут , – поправляю я. – Это кажется просто нереальным.

– Как-то раз я оставил там печенье «Орео» и забыл о нем на много месяцев, – задумчиво говорит Уэсли. – Оно даже не зачерствело. В мире много таких вещей, которые не укладываются в голове.

Я невольно смеюсь, и мой смех эхом отражается от гранитных стен и стекол пустой кофейни. Оказывается, смеяться легко и просто, и к тому же очень, очень приятно. Потом Уэс берет в руки книгу, а я хватаюсь за свою губку. Он обещает читать мне до тех пор, пока я не закончу уборку. Я возвращаюсь к работе, а он откашливается и продолжает чтение.

Чтобы он был со мной подольше, я мою прилавок четыре раза подряд.

На целый час мир становится почти идеальным.

И вдруг, глядя на ярко-голубое мыло, я невольно вспоминаю Оуэна. Кто он? Что делал на моей территории? Я начинаю подозревать, что это был фантом, что я слишком сильно разделила сама себя. Но когда пронзал грудь Хупера ножом, этот парень казался вполне настоящим.

– У меня один вопрос, – говорю я, и Уэсли прекращает читать. – Ты говорил, что исследовал Коронадо. Что его раньше делили несколько Хранителей.

Он кивает.

– А другие Хранители патрулируют его сейчас?

– Нет, с тех пор как я в прошлом году получил собственный ключ. Когда-то здесь дежурила женщина, но она переехала. А что такое?

– Просто интересно, – автоматически вру я.

Он хитро изгибает губы:

– Если ты пытаешься врать мне, тебе придется научиться делать это получше.

– Ничего серьезного. Просто на моей территории произошел один… инцидент. Я как раз о нем вспомнила.

Я перескакиваю с Оуэна на Хупера.

– Там появился один взрослый…

Уэс вытаращивает глаза.

– Взрослая История? Убийца Хранителей?

Я киваю.

– Мне удалось справиться, но…

Он неправильно истолковывает мой вопрос о других Хранителях.

– Хочешь, я пойду с тобой?

– Куда?

– В Коридоры. Если ты боишься…

– Нет! – рычу я.

– Я могу пойти с тобой, просто чтобы защи…

Я угрожающе поднимаю губку.

– Попробуй только скажи это… – Я готовлюсь обрушить губку ему на голову. Надо отдать ему должное, он уклоняется, не договорив, и только хитро улыбается своей фирменной улыбкой. Тут я чувствую царапанье в кармане джинсов. Отложив губку в сторону, стягиваю перчатки и достаю Архивный листок.

Два имени, Мелани Аллен и Джина Фрит, на месте. Я хмурюсь. Под ними появляется надпись:

Мисс Бишоп, пожалуйста, явитесь в Архив. Р.

Р – это, похоже, Роланд. Уэсли развалился на стуле, вытянув ноги. Я показываю ему листок.

– Вызов? – удивляется он. – Ничего себе!

У меня екает сердце, и на мгновение я чувствую себя наказанной малолетней школьницей, сидящей на продленке. Раздается щелчок громкоговорителя, и меня вызывают в кабинет директора… Но тут я вспоминаю о нашем с Роландом уговоре. Неужели ему удалось найти убитую девушку?!