Юрий Бедзик - Великий день инков

Он стоял и думал. Разве он не хочет счастья и покоя? Он уже старый, его тело охватывает усталость. Пора и на покой. Но некогда отдыхать. Его преследует закон. Нет у него ни дома, ни семьи. Только младший сын Орнандо остался с отцом, бьется бесстрашно в отряде. Днем и ночью рискует своей жизнью. Дочь Эрнестина должна вернуться не сегодня-завтра из-за рубежа. В водовороте борьбы она не знает ни минуты покоя. Орнандо, Эрнестина, Пьетро... Он сказал Пьетро? Он произнес это поруганное имя? Нет у него больше сына. Есть страшный Ганкаур. Есть убийца невинных детей и женщин, слуга Черного Себастьяна, зверь в человеческом обличье...

Доктор Коэльо не хотел больше думать о своей судьбе. Его судьба стала частью судьбы несчастной республики.

Вечерело. Во дворе ранчо полыхали костры. Коэльо подсел к одному из них, стал прислушиваться, о чем говорят бойцы.

— Индейцы апиака совсем обнаглели, — сказал молодой метис и злобно ударил по струнам.

— Если бы мне дали тридцать хороших вакеро, — послышался уверенный голос, — я бы порезал их, как котят.

— Подлые убийцы! На них нет управы.

— И полиция с ними заодно.

— Ничего, скоро мы их передавим, как ядовитых змей...

— Вы видели такого героя, — засмеялся кто-то из темноты. — Смотри, чтобы они из твоих кишок не наделали себе гамаков. Я слышал, что несколько дней назад комиссар сжег ранчо Макукано, убил всех мужчин и забрал с собой женщин. Люди с Курумба видели огонь за пять ли...

— А мне рассказывали, что Ганкаур хочет вырезать индейцев племени арекуна. Он давно с ними не мирится.

"Вырезать племя..." — аукнулось болезненно в голове доктора. Когда наступит этому конец? Когда кончатся муки его народа? Эрнестина сообщала, что скоро сюда прибудет несколько советских ученых. Пусть они увидят страшную правду тропиков. Каждый сожженный индейский поселок, каждая сотня индейских голов, отрубленных и проданных на подлых торгах, будет обвинением против жестоких, продажных диктаторов.

У костра снова заговорили о Ганкаура. Тяжелые думы одолевали пеонов. Каждый имел семью, и у каждого в сердце жил страх за своих родных, которым угрожала расправа безжалостного палача.

— Что это вы загрустили, ребята? — Спросил доктор Коэльо, несмотря на озаренные теплым отблеском огня лица своих бойцов. В его голосе чувствовалась родительская забота. — А где Мигель?

— Наверное, возле лошадей.

— Любит животных. Хороший парень.

— А вот его брат Филипп, говорят, забыл сельву. Стал большим боссом на нефтяных разработках в Бакарайбо.

Пеоны повеселели. Им не верилось, что простой деревенский парень мог стать большим боссом.

— Филипп — профсоюзный лидер, — сказал доктор Коэльо несколько раздраженным голосом. Казалось, упоминание о Филиппе Россарио вызвало в его сердце недобрые воспоминания. — Скоро он приедет к нам. — Доктор поднял голову и крикнул в темноту: — Эй, Мигель, где ты?

— Я здесь, сеньор, — раздался бодрый голос юного оруженосца. — Даю лошадям на ночь.

— Принеси гитару и спой нам что-нибудь веселое.

Мигель вынырнул из темноты в свет очага и, широко улыбаясь, поднял над головой гитару. Это было его оружие. Коренастый парень с лицом и поведением ребенка, он не любил ни убийств, ни крови. Сердце его всегда было исполнено добротой. О его нежной душе свидетельствовало прежде всего то, что к нему всегда льнули дети. Парень не умел сердиться, был покладистый, искренний и очень стеснялся, что святая мадонна не дала ему воинственного характера. Когда ему чем-то досаждали, он с едва скрытой в уголках рта улыбкой горячо говорил: "Не гневите меня, потому что я уже и так сердит, как аллигатор!"

Душа у него была тонкая и музыкальная, и, конечно, при других условиях из него вышел бы неплохой артист. О своем артистическом даровании Мигель, вероятно, не догадывался. Только боевые друзья ценили по-настоящему голос своего Мигеля. Да еще доктор Коэльо в минуты искренности говорил ему, что после освобождения страны от тиранов он отдаст последние свои песо, чтобы юноша мог получить музыкальное образование.

Иногда Мигель пел слишком грустные песни, тогда партизаны, как малые дети, украдкой смахивали кулаком слезы. Это раздражало старого Коэльо. Разве мало горя и страданий выпадало на долю лесных рыцарей — так звал своих пеонов доктор — и не лучше ли было бы утолить их душевные боли, а не бередить раны унылыми песнями.

Вот и сейчас Коэльо увидел в глазах юного Мигеля тоску. Из-под его пальцев полились невеселые звуки. Он затянул песню о покинутой в сельве девушке, о больном каучеро, об одинокой матери на сожженном ранчо. Он пел, и люди все ниже склоняли к огню головы.

Коэльо поднялся со своего неудобного сидения и медленно пошел к ранчо. Упоминание о Ганкаура не давала ему покоя. Он не хотел слышать этого имени. Он проклинал то время, когда в его доме родился сын, неугомонный шалун Пьетро. Маленький Пьетро, ​​несчастный Пьетро. Но зачем он повторяет в мыслях это имя? Разве Пьетро вообще существовал когда-либо на свете? Не почудилось ли ему в лихорадочном сне радостное рождения сына и все то, о чем он мечтал, что выстрадал, взлелеял в сердце, пока мальчишка бегал у его ног? Пьетро — Ганкаур! Нет, нет, не было Пьетро. Есть и останется страшный преступник, вождь жестокого племени апиака. Останутся слезы покалеченных, ограбленных, лишенных дома и еще останутся сотни могил среди молчаливой сельвы.

Если бы он был способен заставить свой мозг забыть прошлое! Навсегда. Навечно. Но сил на это нет. Снова и снова он будет вспоминать маленького мальчика с голубыми, как море, глазами, и время, пролетевшее в жизни доктора Коэльо, как розовое облако в предгрозье...

Это было много лет назад, вскоре после первого ареста. У него умерла жена, оставив ему троих детей. Эрнестине уже набегало пятнадцать, Пьетро только исполнилось четыре, а Орнандо еще и ходить не умел.

Они жили в Сьюдад-Боливаре, небольшом городе с тесными, как речные каньоны, улицами.

Эрнестина понравилась молодому повесе из провластной семьи генералов, высокомерному Себастьяну Оливьеро. Отец Себастьяна обратился к доктору с просьбой выдать дочь за его сына.

Разбойничающий и наглый Себастьян надеялся добиться своего во что бы то ни стало и, конечно, не гнушался ничем. Он то угрожал девушке, то уговаривал ее, обещал ей богатство и власть, преследовал днем ​​и ночью. Он говорил, что генералы Оливьеро сметут с дороги каждого, кто осмелится соперничать с ними. Он был сумасшедший, этот хитрый и коварный парень с широким мясистым лицом и хищными глазами.

Девушка отклонила его предложение, и тогда в его сердце вспыхнула звериная ярость. Себастьян Оливьеро, сын генерала Фернандо Оливьеро, получил отказ! Таких вещей не прощали в роду его родителей. И молодой Себастьян решил жестоко отомстить.