Филип Дик - Электрические сны

Троица рассредоточилась и начала внимательно осматривать все вокруг. Даниэльс действовал невероятно быстро: его худенькое тельце буквально размазывалось. Он ползал среди цветов, переворачивал камни, заглядывал под дом, раздвигал стебли растений, проводил чуткими руками по листьям и веткам, зарывался в компост и сорняки. Не пропускал ни дюйма.

Перетти вскоре остановился.

– Посторожу. Тут может быть опасно. Вроде-как-папа может выйти и попробовать нам помешать.

Он устроился на заднем крыльце со своим пневматическим ружьишком, а Чарльз с Бобби продолжили поиски. Чарльз действовал медленно. Он устал и замерз до онемения. Это казалось невероятным: вроде-как-папа и то, что стало с его собственным отцом, настоящим отцом. Однако его подгонял ужас: а что, если такое произойдет с его матерью или с ним самим? Или со всеми? Может, со всем миром.

– Нашел! – объявил Даниэльс тоненьким голоском. – Идите все сюда, быстро!

Перетти поднял ружье и осторожно выпрямился. Чарльз подбежал и направил мерцающий луч фонарика на то место, где стоял Даниэльс.

Негритенок поднял кусок цемента. Во влажной гнилой почве свет отразился от металлического туловища. Узкая членистая тварь с бесчисленными кривыми лапами отчаянно закапывалась. Чешуйчатая, похожая на муравья: красновато-коричневый жук, стремительно исчезающий у них на глазах. Ряды его лапок скребли и хватали. Земля быстро раздавалась под ним. Яростно размахивая опасным хвостом, тварь ввинчивалась в созданный ею туннель.

Перетти бросился в гараж и схватил грабли. Ими он придавил жуку хвост.

– Быстрее! Пристрелите его из духовушки!

Даниэльс схватил ружье и прицелился. Первым выстрелом жуку оторвало хвост. Он начал отчаянно корчиться и извиваться: хвост бессильно обвис, несколько лап отломились. Он был длиной в фут и похож на гигантскую многоножку. Он отчаянно пытался сбежать в свою нору.

– Стреляй снова! – приказал Перетти.

Даниэльс возился с винтовкой. Жук извивался и шипел. Голова у него дергалась из стороны в сторону. Извернувшись, он укусил грабли, удерживаюшие его на месте. Мерзкие пятна глаз горели ненавистью. Только что он безуспешно нападал на грабли – и вдруг, совершенно неожиданно отчаянно задергался, заставив всех троих испуганно шарахнуться.

По мозгам Чарльза прошло какое-то жужжание. Громкий гул, металлический и резкий – как от миллиарда металлических проводов, которые одновременно заплясали и завибрировали. Его с силой отбросило прочь, звонкий металлический удар оглушил и ошарашил. Он неловко вскочил и попятился. Остальные сделали то же – бледные и потрясенные.

– Если его нельзя застрелить, – прохрипел Перетти, – то можно утопить. Или сжечь. Или пробить ему мозг булавкой.

Он пытался удержать грабли, пригвоздить жука к месту.

– У меня есть банка формальдегида, – промямлил Даниэльс. Он неуверенно возился с ружьем. – Как эта штука работает? Я никак не…

Чарльз вырвал у него духовушку.

– Я его убью.

Он присел на корточки, одним глазом глядя сквозь прицел, положив палец на спуск. Жук бился и рвался. Его силовое поле ударяло по ушам, но мальчик не выпускал пневматическое ружье. Он начал напрягать палец…

– Так-так, Чарльз, – проговорил вроде-как-папа.

Сильные пальцы сомкнулись у него на запястьях, парализуя кисти. Он попытался высвободиться – и винтовка упала на землю. Вроде-как-папа оттолкнул Перетти. Паренек отскочил, а жук, освободившийся из-под граблей, победно уполз в свою нору.

– Тебя ждет трепка, Чарльз, – монотонно добавил вроде-как-папа. – Что на тебя нашло? Мать с ума сходит от беспокойства.

Он был рядом, прятался в тени. Пригнулся и наблюдал за ними из темноты. Его спокойный бесстрастный голос – жуткая пародия на отцовский – рокотал у мальчика над ухом, пока его безжалостно волокли к гаражу. Его холодное дыхание овевало ему лицо сладковато-ледяным запахом перегноя. Сила у него была чудовищная: Чарльз ничего сделать не мог.

– Не сопротивляйся, – спокойно сказал вроде-как-папа. – Пошли в гараж. Это для твоего же блага, Чарльз. Мне лучше знать.

– Ты его нашел? – тревожно окликнула его мать, открыв заднюю дверь.

– Да, нашел.

– И что сделаешь?

– Отшлепаю. – Вроде-как-папа поднял ворота гаража. – В гараже. – В полумраке на его губах появилась слабая улыбка: безрадостная, совершенно лишенная эмоций. – Иди в гостиную, Джун. Это отцовское дело. Ты же не любишь его наказывать.

Задняя дверь неохотно закрылась. Как только свет исчез, Перетти наклонился и зашарил в поисках пневматического ружья. Вроде-как-папа моментально застыл.

– Идите домой, мальчики, – проскрежетал он.

Перетти неуверенно замер на месте, сжимая духовушку.

– Уходи, – повторил вроде-как-папа. – Брось свою игрушку и убирайся отсюда. – Он медленно двинулся к Перетти, удерживая Чарльза одной рукой: второй он потянулся к Перетти. – В городе пневматические винтовки запрещены, сынок. Твой отец знает, что у тебя есть? Городское правило. Отдай-ка ее мне, пока…

Перетти выстрелил ему в глаз.

Вроде-как-папа с ворчанием схватился за выбитый глаз, а потом резко выбросил руку в сторону Перетти. Перетти отбежал к въезду, пытаясь зарядить ружье. Вроде-как-папа рванулся вперед. Его сильные пальцы выхватили у Перетти ружье, и он молча разбил его о стену дома.

Чарльз вывернулся и быстро отбежал подальше. Где можно спрятаться? Вроде-как-папа стоял между ним и домом. Он уже снова приближался к нему: черная тень, осторожно продвигающаяся вперед, вглядывающаяся в темноту, пытающаяся его высмотреть. Чарльз отступал. Если бы нашлось хоть какое-то место, где можно спрятаться…

Бамбук!

Он быстро заполз в заросли бамбука. Стволы были громадные, старые. Они сомкнулись за ним с тихим шорохом. Вроде-как-папа рылся в кармане. Он зажег спичку, а потом и целый коробок.

– Чарльз, – сказал он, – я знаю, что ты где-то здесь. Прятаться бесполезно. Делаешь себе только хуже.

С отчаянно бьющимся сердцем Чарльз скорчился в бамбуковых зарослях. Здесь гнили опавшие листья и мусор. Сорняки, отбросы, обрывки бумаги, коробки, старая одежда, доски, консервные банки, бутылки. Между ними ползали пауки и саламандры. Ночной ветер заставлял бамбук раскачиваться. Насекомые и грязь.

И кое-что еще.

Некая фигура – бесшумная неподвижная фигура, вырастающая из кучи отбросов, словно какой-то ночной гриб. Белая колонна, желеобразная масса, влажно поблескивающая в лунном свете. Паутина окутывала ее плесневым коконом. У нее были нечеткие руки и ноги. Неясная, наполовину сформировавшаяся голова. Черты лица еще не оформились. Вот только Чарльз понял, что это такое.

Вроде-как-мама. Растет здесь, в грязи и сырости, между гаражом и домом. За высокой стеной бамбука.