Владимир Корчагин - Тайна таёжного лагеря

— Но почему вы спрятали письмо, не захватили с собой? — перебила его Ольга.

— Дело в том, что я не знал содержания письма. Но у меня были все основания предполагать, что в нем содержатся какие-то секретные сведения о проводимых в лагере работах, и я очень боялся, что при выходе из зоны взрыва у меня обнаружат это письмо со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Боялись, что вас арестуют?

— Это еще в лучшем случае.

— Понятно. Ну, а дальше?

— Дальше… Вскоре меня перевели в другую часть, где я узнал, что от лагеря, в охране которого я служил, не осталось и следа. Потом расформировали и эту часть, и я был демобилизован, как говорится, вчистую. Однако это было так далеко от места моей первой службы, что о возвращении за спрятанным письмом не могло быть и речи.

— Но вы все-таки пришли к Петру, — возразила Ольга. — Что вы хотели сказать ему обо всем этом?

— Я считал своим долгом уведомить его о письме, рассказать, где оно находится, и предложить свои услуги в поездке к месту, где я похоронил зека, если Петр Ильич скажет, что письмо ему в самом деле крайне необходимо и он сочтет нужным предпринять нечто вроде поисковой экспедиции за этим письмом. Но, к сожалению, теперь это потеряло всякий смысл.

— Петра действительно уже не воскресить. Но письмом этим, как я уже сказала, до сих пор интересуются его коллеги по институту. Только цело ли оно? Вы уверены, что письмо до сих пор сохранилось, не сгнило, не размокло?

— Нет, это почти исключено. Письмо было тщательнейшим образом упаковано в целлофан.

— Вот как! Жаль, что Петр не дожил до вашего приезда. Он обязательно поехал бы с вами в тайгу. Для него действительно не составило бы труда организовать что-то вроде поисковой экспедиции в те края, но увы… А скажите еще, Сергей Владимирович, почему вы в тот день так стремительно ушли от меня? Я ведь хотела показать вам труды Петра, поговорить с вами о его работе.

Сергей замялся:

— Почему я так быстро ушел? А вы помните, что перед этим я попросил у вас разрешения позвонить по телефону?

— Да, припоминаю.

— Так это был звонок женщине, которая когда-то обещала стать моей женой.

— Ну и?..

— Ну и она не стала даже разговаривать со мной, уведомила лишь, что давно вышла замуж.

— И что же вы?

— А что я мог сказать или сделать? Пришлось уехать на родину, где оставалась старушка-мать. Но и ее я не застал в живых. Благо меня приютила наша бывшая соседка тетя Маша. Там я устроился и на работу, грузчиком на склад химудобрений. Но через полгода тетя Маша умерла, и меня вытряхнули из ее халупы. Ликвидировали и мою должность на складе. Потом был завод, газета и наконец — наше издательство. Но это все уже на ваших глазах.

— Да, это я уже знаю. А за то, что вы рассказали мне сейчас — спасибо. Я так и думала, что жизнь у вас была не сахар.

Высказав, наконец, Ольге все, что было связано с письмом сержанта, Сергей словно ношу сбросил с плеч. Теперь можно было подумать и об отпуске. От одной мысли провести его вместе с Ольгой он буквально пьянел, как от крепкого вина. В самом деле, почему бы не поехать им, скажем, в Крым, к морю, или на Кавказ, в знаменитую Цейскую долину, о которой он вычитал в одной из редактируемых им книг.

Но когда он сказал об этом Ольге, та лишь пожала плечами:

— В Крым или на Кавказ… А почему бы не на мою родину, в Сибирь?

— Так вы родились в Сибири? Да, кстати, вы бы рассказали мне тоже немного о своем житье-бытье.

— Ой, мне и рассказывать нечего. Родилась я действительно в Сибири. С детства пристрастилась к рисованию. Приехала сюда, к родной тетке, чтобы поступить в художественное училище. Поступила, закончила, получила аттестат. Встретилась с Петром. Но не успела даже стать его законной женой. По доброте своей он подарил мне путевку в Италию. Я была на седьмом небе от счастья. А когда вернулась оттуда… Дальше вы все знаете. Теперь, как видите, я одна-одинешенька. Ни мужа, ни семьи. Одна работа. Да еще мечта: встретить такого человека, как вы.

— Но вы меня совсем не знаете.

— Теперь знаю.

— Ну, это, как сказать… А кстати, где в Сибири ваша родина? Сибирь большая.

— В Красноярском крае. Есть там в самой северной части его речка Быстринка, вот на ней…

— Что?! Как вы сказали: речка Быстринка?!

— Да. А вы что, слышали о ней?

— Слышал ли я о Быстринке! Да ведь именно на ней, этой северной речушке, произошло все то, о чем я рассказал вам.

— Что вы говорите! Да, теперь я вспомнила, как наши бабы болтали, что где-то неподалеку от нас, чуть выше по течению реки, был лагерь политзаключенных, но могла ли подумать, что в этом лагере…

— Служит охранником ваш будущий коллега.

— Да, — кивнула Ольга.

— Но я там не только заключенных охранял, но и… Так и быть уж, открою вам еще один секрет. Я ведь как-то говорил вам, что по образованию я геолог, хоть и недоучившийся. Так вот, конвоируя однажды зека-водовоза на берег реки, я увидел в небольшой рытвине блестящий камень. Достаточно было одного беглого взгляда, чтобы определить, что это сфалерит, главная руда на цинк. А еще через минуту я понял и откуда он выкатился. Чуть выше по склону лежал огромный, вывороченный с корнем кедр. И вот в яме, откуда были вырваны полусгнившие корни гигантского дерева, поблескивала свежеобнаженная кварцевая жила с бесчисленными вкраплениями рудных минералов, среди которых, кроме сфалерита, виднелись идеально ограненные кристаллы свинецсодержащего галенита и даже вкрапления самородного серебра. Такого фантастического богатства я не видел ни в одном минералогическом музее.

Но долго любоваться на него мне не удалось. И только через несколько дней я смог снова вырваться на свой «прииск». Однако смотреть там было уже не на что. Упавший кедр успели вывезти, а весь склон был сплошь испещрен следами трелевочных тракторов. Единственно, на чем остановился мой взгляд, это большой перекат в русле реки. Скорее всего, как я понял позднее, он и был обязан кварцевой жиле, продолжение которой на берегу вскрыло упавшее дерево, обнажив упрятанное в ней богатство.

С тех пор прошел уже не один год, а вот нет-нет, да и всплывет в памяти феерическая картина того природного клада и потянет в те сибирские дебри, чтобы еще хоть разочек взглянуть на эту картину. А вы спрашиваете, слышал ли я о Быстринке! Так это, значит, ваша родина?

— Да, там, в деревне Заречной я и родилась.

— Слышал я и о Заречной. И не только слышал, но волею судьбы и погостил там с неделю у одной старушки.

— Как это? — удивились Ольга.

— Так ведь в тайге по службе чего только не бывает. Случилось так, что и я однажды чуть Богу душу не отдал. Да вызволили меня из беды две добрые жительницы Заречной. А кто у вас там остался? Отец, мать?