Наталия Неткачёва - Ангелы плачут в июне

Я вдруг разозлилась — нашёл, чем пугать. Не было дня, чтобы я об этом не жалела.

— А вот угрожать не нужно. Я — не Мериам, лейтенат! Мне достаточно положить руки на твою грудь, представить, как твоё сердце замедляет свой ритм, а затем совсем останавливается, и медики констатируют смерть от сердечного приступа.

Шагнула к нему, выставив ладони вперёд, он отступил и положил руку на кобуру. В глазах мелькнуло и пропало что-то похожее, нет, не на страх, но на тревогу точно. Так-то лучше… наверное.

— Прекрати разыгрывать драму. Люди с такими способностями не гниют в провинции, разменивая их на куриные яйца!

— Обстоятельства бывают разные. Ты и понятия не имеешь о моих способностях.

— Даже если так — против пули твои трюки бессильны.

— А твой папочка будет бессилен отмазать тебя от убийства, — я отступила и устало опустилась в кресло. Какой же сегодня долгий день! — У тебя паранойя и мания преследования, Громов. Я ни под кого не копаю, действую исключительно в рамках нашего соглашения и свои обязательства выполню, можешь не сомневаться. Просто не мешай и не бросайся нелепыми угрозами.

— Так не провоцируй меня! — рявкнул, видимо задетый за живое моим неожиданным отпором, лейтенант. — Не смей ничего делать за моей спиной!

Спорить больше не хотелось. Зря я вообще начала.

— Хорошо не буду. Если это всё, давай прощаться, у меня ещё дела.

— Ладно, я тебя предупредил, — он смерил меня своим фирменным тяжёлым взглядом и вышел, громко хлопнув дверью. — И не забудь — завтра суббота. Будь готова к восьми! — донеслось из-за двери.

Зря, наверное, я показала коготки, ни к чему хорошему открытое противостояние с подонком вроде Громова не приведёт. А тут ещё Войнич. Эх, знать бы чего от него ждать?

Он ненавидит меня и это естественно, а что должна чувствовать я? Вину? Ну, так я её не чувствую, потому что ни в чём не виновата. Чемпион, явно считает иначе. И что мне остаётся — собрать вещи, пока его нет и скрыться в неизвестном направлении, как преступнице? Вот уж не дождётся! Нужно поскорее прояснить ситуацию.

Я снова вернулась к компьютеру вылавливать из интернета подробности давней трагедии. Сама я о том страшном дне почти ничего не помнила, кроме того, что к нам среди ночи ввалились вооружённые милиционеры, обыскали дом, нашли окровавленную женскую одежду и увезли отца. Звонить бабушке и расспрашивать её по понятным причинам не хотелось.

Выяснить удалось не много. Только то, что шестнадцать лет назад Нина Федорец с независимым московским театром много гастролировала по необъятным просторам России. Побывали они и в нашем родном курортном городке, расположенном на берегу Чёрного моря. Здесь Нине стало плохо, её доставили в приёмное отделение местной больницы, где в тот день дежурил мой отец — врач-терапевт. Он оказал актрисе необходимую помощь и даже пришёл вечером на премьеру, а на следующее утро молодую женщину нашли мёртвой и буквально растерзанной.

Несложно представить каким страшным ударом это стало для детей, особенно для сына, дочь тогда была ещё слишком маленькой и вряд ли осознавала весь ужас случившегося.

О самом Алане Войниче информации было чуть больше, но вся она относилась исключительно к его спортивной карьере. Не будучи звездой шоу-бизнеса и завсегдатаем модных тусовок, жёлтую прессу бывший спортсмен, по всей видимости, не интересовал.

Остаток дня я провела у окна и видела, как он вернулся в половине шестого. Ко мне, разумеется, не зашёл. Ещё пару часов я просидела, как на иголках, продолжая теряться в тревожных догадках. Неизвестность выматывала физически, и ближе к вечеру, вспомнив народную мудрость про гору и Магомеда, решила нанести визит первой.

Страшно не было, я вполне могу постоять за себя, да и что он мне сделает в присутствии свидетеля — там ведь Яна. И всё же, чем ближе я подходила к семнадцатой квартире, тем чаще и неровнее становился мой пульс.

Дверь открыла Яна.

— Злата? Что-то случилось? — удивилась она и нервно оглянулась назад в сторону приоткрытой в другую комнату двери.

— Да. Можно войти? — я старалась говорить как можно громче, чтобы привлечь внимание хозяина квартиры.

— Э… Конечно, — она неохотно посторонилась, пропуская меня. — А в чём дело?

— Мне необходимо поговорить с господином Войничем.

— Э… с кем? — она растерялась. Видимо, не ожидала такого поворота событий и просто не знала, как реагировать.

— С тем, кого ты называешь своим братом.

— Но я…

— Яна выйди ненадолго, — спокойным, но не терпящим возражения голосом велел появившийся, словно призрак «брат». Наверное, под дверью подслушивал.

В мою сторону он пока даже не взглянул, зато исходящие от него волны негатива и отвращения накрыли с головой.

Яна недовольно пожала плечами и, прихватив висящую тут же на вешалке сумочку, вышла, всем своим видом демонстрируя недовольство.

— Значит, знаешь, кто я? — он, наконец, удостоил меня взгляда.

Ох, что это был за взгляд! Я испытала сильнейшее желание слиться со стеной воедино, но отступать было некуда. Дальше прихожей он меня, похоже, пускать не собирался, придётся выяснять отношения прямо здесь. Что ж, приступим.

— Алан Войнич — богатый наследник. Он же железный Ал — двукратный чемпион России по спортивным единоборствам, владелец сети спортивных школ. И сын женщины, которую убил мой отец.

По лицу парня пробежала тень, и натянутая за пару секунд до этого маска безразличия была сброшена за ненадобностью.

— Одной из десятков убитых им женщин! — едва сдерживаясь, уточнил он.

— Не надо искажать исторические факты, их было десять.

— По-твоему, этого мало?! — ещё никто и никогда не смотрел на меня с такой ненавистью. Я невольно отступила к двери.

— Спокойно! Да, мне нечем гордится в плане кровного родства. Но тут уж ничего не поделаешь. Да, мой отец был убийцей, маньяком, моральным уродом. Да, он убил всех этих женщин, включая твою мать. Но я-то ничего подобного не делала. Какие у тебя претензии лично ко мне, не считая родословной?

— Сын Чикатило стал убийцей, как и отец, — начал он издалека.

— А дочь? — невинно поинтересовалась я.

— Что?

— У него ещё и дочь была. И за ней, кстати, ничего предосудительного не замечено. — Войнич помрачнел ещё больше, я вздохнула, чувствуя, что стучусь в глухую непробиваемую стену: — Я понимаю, что ты чувствуешь. Когда ненавидишь кого-то так сильно, это распространяется на всех, кто имеет отношение к предмету ненависти. И поскольку лично ему ты отомстить не можешь, решил добраться до кровных родственников. Кстати, долго искал?

— Десять лет. Ты хорошо пряталась.

— А что делать, жить-то хочется.