Наталия Неткачёва - Ангелы плачут в июне

Я позвонила Муромовым. Трубку взяла Катя, сказала, что Лариса в душе — не может подойти, и попросила меня разрешить ей остаться на ночь. Я согласилась и пошла на дискотеку. Думала, утром успею её забрать — всё равно родители дома только к обеду будут. Не успела… Я как раз подходила к дому Муромовых, когда встретила бежавшую от кулинарии перепуганную Катю. Потом побежала к тому магазину, обошла всю улицу вдоль и поперёк, расспрашивала всех кого встречала — бесполезно. Родители меня до сих пор не простили, и я их не виню — если бы я её тогда забрала, как договаривались, она сейчас была бы с нами!

Алина обхватила голову руками и всхлипнула.

— Прости, я не хотела бередить старые раны, может воды?

— Нет! — Она резко поднялась и направилась к выходу. — Надеюсь, всё это было не зря!

Я тоже очень на это надеялась.

Я вышла проводить расстроенную Алину и встретилась с поднимающимся по лестнице мрачным Войничем. Он проводил женщину недовольным взглядом и прошёл мимо, полностью меня проигнорировав.

— И тебе добрый день, — поздоровалась я с его спиной. — Все ещё не решил, что со мной делать?

Он неохотно обернулся.

— Решил. Для начала прикрою твою лавочку, чтобы неповадно было людей обманывать. Считай, что это твоя последняя клиентка, — он кивнул в сторону скрывшейся в подъезде Алины.

— На основании чего?

— Что? — он, наконец, остановился, в серых глазах вспыхнула угроза.

Я вспомнила Громова. Здорово, два врага на один квадратный сантиметр — мой новый личный рекорд. С этим нужно что-то делать.

— Чтобы, как ты выразился, прикрыть лавочку, нужны серьёзные основания, например, нарушение санитарных норм и противопожарной безопасности или…

— Развод людей на деньги и потенциальная угроза их жизни и здоровью, — сердито закончил он.

— Словом, ничего кроме личной неприязни ты мне предъявить не можешь. Это несправедливо, ты же не видел, чем я занимаюсь.

— Хочешь меня удивить? — угрожающе процедил он.

— Хочу объективности, зайди на минутку, — я открыла дверь своей квартиры и отступила, приглашая его войти.

Он колебался, переводя взгляд с меня на дверь.

— Боишься оказаться в логове дочки маньяка?

— Бояться нужно тебе! — парень неохотно вошёл в квартиру и остановился в прихожей, видимо, не собираясь идти дальше. — У тебя пять минут, — сухо отчеканил он.

— Что, даже чаю не выпьешь?

— Четыре пятьдесят семь, — холодно сообщил спортсмен, сверившись с дорогими наручными часами.

— Ладно, — я прикрыла дверь и остановилась напротив. — Ты что-нибудь слышал об экстрасенсах? Я могу лечить многие болезни: понижать высокое артериальное давление и уровень сахара в крови, останавливать кровотечение, снимать боль разного характера и делать много разных полезных вещей.

— Четыре сорок восемь.

Я вздохнула, вербальным общением его не пронять попробую иначе.

— Дай мне руку.

Серые, цвета расплавленного серебра, глаза возмущённо распахнулись.

— Совсем обнаглела?! Хочешь на мне поупражняться?!

— Значит веришь?

— В то, что ты вторая Ванга? Нет, конечно!

— Тогда чего тебе бояться? Дай руку.

— Я не боюсь — противно к тебе прикасаться!

Я пожала плечами и протянула ладонь:

— Пять секунд потерпишь. Где твоя чемпионская выдержка?

Он долго буравил меня свирепым взглядом, потом брезгливо протянул руку. Я прикоснулась к ней и закрыла глаза.

— Ты меня ненавидишь, — со вздохом констатировала очевидное через некоторое время.

— А ты сомневалась? — Алан с видимым облегчением отдёрнул руку.

— Нет, но теперь ощутила физически.

— Для этого не нужно было устраивать дешёвый спектакль с прикосновениями, — процедил он презрительно и посмотрел на часы. — У тебя ещё две минуты или на этом все спецэффекты закончились?

— Зря ты не пришёл на повторное обследование к доктору Германову, он ведь предупреждал, что после апендектомии могут возникнуть осложнения. Там сейчас спайки формируются, отсюда периодические тянущие боли, которые, кстати, тебя сегодня утром беспокоили. Нужно было послушаться Владимира Борисовича, а теперь он в Германии на специализации, придётся обращаться к Карабасу Барабасу.

— К кому? — уточнил ошеломлённый парень.

— К доктору Любомирову, ты ведь так его мысленно называешь. Он тебе не нравится из-за неприятного запаха изо рта, хотя специалист хороший — ничуть не хуже Германова.

— Как ты… — он посмотрел на меня так, словно увидел впервые. — Что ж, ты доказала, что я на верном пути.

— В каком смысле?

— У тебя действительно есть способности, а это ещё опаснее. Я приложу все усилия, чтобы прекратить твою практику.

Ладно, этот номер тоже не прошёл. Попробую проявить смирение и надавить на жалость. В отличие от Громова этот хоть на человека похож, может и сработает. По крайней мере, свернуть мне шею лично Войнич не мечтает — в его мыслях только горечь и ненависть, а не жажда крови.

— Хорошо, но сначала помоги мне с делом последней клиентки, той, что приходила сегодня. Я с ней не закончила.

Он нетерпеливо отмахнулся, отрезав:

— Откажи ей.

— Как? Поможешь написать объяснительную речь: простите, но из-за одного предвзято настроенного типа я вынуждена оставить вашу дочь погибать. Не беспокойтесь, она не будет мучиться слишком долго — умрёт до конца этого месяца. Приблизительно так. Подпишешься?

Влйнич поморщился.

— Давай без пафоса! Женщина, что к тебе приходила, явно не из бедных провинциалов. Если бы её дочь умирала, то была бы сейчас не в этом захолустье, а в какой-нибудь заграничной клинике!

— Она уже побывала во всех клиниках, какие только есть, к тому же никто пока не знает, что девочка умирает.

— Никто кроме тебя? — ядовито уточнил он.

Я кивнула и только сейчас осознала сказанное. До этого момента я и сама не понимала, что происходит, а вот теперь кусочки пазла встали на свои места, но многое ещё следовало проверить.

— Гале двенадцать лет, она с раннего детства страдает необъяснимыми приступами асфиксии, которые обостряются в июне. Медицинское вмешательство не помогает, обследование физических отклонений не выявило. Скорее всего, речь идёт о психологическом факторе.

— И?

— Я знаю только, что это каким-то образом связано с другой девочкой — Ларисой — её родственницей, бесследно пропавшей пятнадцать лет назад. О её судьбе до сих пор ничего неизвестно.

— И ты можешь помочь? — он больше не морщился, а за деланным безразличием скрывалась лёгкая заинтересованность.

— Думаю, да. Если ты примешь моё вчерашнее предложение о взаимовыгодном сотрудничестве. — Стоит попытаться ещё раз. Пусть лучше будет рядом, чем строит козни за спиной.