Джей Бонансинга - Ходячие мертвецы Роберта Киркмана. Найти и уничтожить [litres]

Лилли поискала пожарную лестницу или какой-то другой способ попасть в здание с заднего двора. Все, что она увидела – это давно забытые малярные подмостки, болтающиеся между двумя кабелями, свисающими с пятого этажа. Она сделала глубокий вдох, развернулась и осмотрела прилегающую часть парковки. Единственным укрытием был небольшой, отдельно стоящий стеклянный вестибюль лифта в юго-западном углу площадки. Большая часть стекла была заляпана грязью и испещрена сетью мелких трещин, но до сих пор оставалась почти нетронутой. Лилли повела Томми к входу.

– Помоги мне с этим, – сказала она, и вдвоем они налегли на обесточенную автоматическую дверь, пытаясь открыть ее голыми руками.

Внутри вестибюля воздух вонял застарелой мочой и гниением, а может быть, и ходячими, точно сказать было трудно. Двойные двери лифта застыли приоткрытыми, каждая была выдвинута примерно на полтора фута. По ту сторону зазора в темноте шахты открывался лес из древних стальных тросов, свисающих словно лианы. Кабины, должно быть, остановились ниже, когда – бог знает когда – закончилась электроэнергия. Лилли огляделась и увидела кучу гипсокартонных панелей и арматуры, сваленных в одном из углов вестибюля.

– Подсоби мне с этим, – сказала она мальчишке. Прислонила винтовку к стене и повернулась к куче стройматериалов. – Мы сможем использовать их как укрытие.

Они начали прижимать сломанные панели из ДСП к треснутой стеклянной входной двери. Через некоторое время они полностью покрыли панелями стекло и отгородились от взглядов снаружи. Теперь было бы трудно определить, что в вестибюле кто-то находится.

К сожалению, Лилли и Томми тоже было бы трудно увидеть потенциального противника, шедшего снаружи к укрытию.

Часом позже, когда солнце опустилось за город, и наступила ночь, они сидели в темноте вестибюля, разделяя меж собой последний кусок вяленой говядины. Безвкусный сухой кусок благословенного мяса был милостиво оставлен нетронутым в кармане джинсов Лилли, не найден бандитами, которые обыскали ее накануне. Теперь Лилли и Томми сидели на полу рядом, передавая друг другу говядину, каждый отгрызал кусочек, прежде чем передать еду обратно. Они боялись, что это их последняя пища.

– На самом деле, мы не можем быть уверены, что она мертва, – сказала Лилли. – Я хочу сказать, мы не видели, как она умерла. Понимаешь, о чем я?

Томми слабо кивнул, хотя ее слова не убедили мальчика.

– Да, конечно, она еще может быть жива. – Одинокая слеза блеснула на щеке. – Нельзя быть уверенным, – добавил он не очень убедительно.

Лилли пристально изучила лицо мальчика.

– Это правда. Ты не можешь быть уверен. Хорошее тоже может произойти. Мир не таков, чтобы происходило только плохое.

Он пожимает плечами.

– Я не знаю, Лилли. В последнее время кажется, что все, что происходит – плохое. Как будто нас наказывают за что-то.

Лилли посмотрела на него.

– Я не думаю, что это…

– Я говорю не только о нас с тобой, я говорю обо всех людях. Мы стали слишком самоуверенными, и мы испортили мир, ну, нашими загрязнениями, и войнами, и жадностью, и токсичными отходами, и прочим, а теперь нас, ну, наказывают.

– Томми…

– Я не виню Бога за то, что нас наказывает. – Он сглотнул, как будто пытаясь переварить что-то гораздо хуже вяленой говядины, что-то горькое, суровое и правдивое. – Я бы тоже наказал нас, если бы у меня был шанс. Мы кучка сволочей, если хочешь знать мое мнение. Мы заслуживаем того, чтобы умереть вот так.

Мальчик выдохся, и Лилли мгновение слушала тишину, задумавшись.

Одним из самых странных побочных эффектов чумы Лилли считала тишину, которая спускалась на центр Атланты в ночное время. Когда-то здесь звучала симфония из сирен, гремящих грузовиков, гудков, рева выхлопных труб, приглушенной музыки, автосигнализации, голосов, шаркающих шагов и несметного числа необъяснимых скрипов и глухих ударов, потасовок, гудения… теперь остался только жуткий белый шум. В настоящее время единственными звуками в ночном городе были гул сверчков и редкие волны далеких стонов. Как истязаемые животные, воющие в агонии, полчища мертвых периодически заявляли о своем присутствии прерывистыми трелями, вторя хору искаженного, кровожадного рева. Издалека это иногда казалось звуком оборотов гигантского двигателя.

– Не думаю, что это как-то связано с тем, что мы заслуживаем, – сказала наконец Лилли. – Я не уверена, что Вселенная работает так, если ты хочешь знать правду.

– Что ты имеешь в виду? – Томми покосился на нее, и Лилли сразу вспомнила родителей Томми, ортодоксальных христиан, и то, как Томми всегда рассказывал своим младшему брату и сестре библейские истории, и то, как мальчик цеплялся за религию для того, чтобы пережить длинные темные ночи. Лицо мальчика выглядело изможденным и бескровным в тени.

– Когда ты говоришь «Вселенная», ты говоришь о Боге?

– Я не знаю. Да. Я так думаю.

– Ты веришь в бога?

– Я не знаю.

Брови мальчика приподнялись:

– Как ты можешь не знать?

Лили вздыхает:

– Я не знаю, чему теперь верить. Я верю в нас.

– Ты все еще веришь в нас, хотя мы сделали столько плохого?

Она подумала об этом.

– Зависит от сделанного. Сейчас другие стандарты плохого. Будь конкретнее.

– Ты хочешь убить этих, да?

– Да.

– Но прежде всего ты хочешь вернуть детей? Это для тебя более важно?

– Да.

– Что, если мы не вернем детей? Что, если их здесь нет?

– Поверь мне, они здесь.

– Но если мы не найдем детей, ты все равно собираешься убить вояк?

– Наверное, да.

– Почему?

Лилли задумалась об этом на мгновение. В темноте она видела, как мальчик облизывал сухие, потрескавшиеся губы и пристально смотрел на нее, ожидая ответа. Когда он говорил, губы сухо шелестели. У них больше не было воды. Они могли бы прожить еще пару дней без воды, но не больше. Наконец Лилли уставилась на тощего подростка и сказала, снова пожав плечами:

– Я не знаю… потому что, возможно, это заставит меня чувствовать себя лучше.

Она обтерла рот, скомкала упаковку от говядины и бросила ее, встала на ноги и схватила винтовку.

– Сейчас самое темное время. Пора двигаться.

Они чувствовали запах мертвых, которые в избытке кружили вокруг юго-восточного угла башни. Проползая мимо заброшенной погрузочной платформы, они пригибались, держась в тени. На дальнем конце площадки, рядом с захламленным верстаком, Лилли увидела дверь – ее верхнюю половину из матового стекла, – которая, казалось, вела в цокольный этаж.

Они немного прошли и подобрались к двери.

Слова «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА», выведенные с помощью трафарета, виднелись на матовом стекле. Было слишком темно, чтобы различить что-нибудь через него, но запах мертвой плоти усилился, став интенсивным, как на дне известковой ямы, наполненной внутренностями, нагретыми солнцем.