Сергей Алексеев - Карагач. Книга вторая. Запах цветущего кедра

Колюжный устоял, только почуял: шея хрястнула и перед глазами посыпались искры. Гражданский подскочил, хотел ударить под дых, но Вячеслав увернулся и достал его кулаком в грудь. Добавить не смог — навалились втроём и всё-таки уложили на землю. Защёлкнули браслеты, обыскали, отняли бумажник и телефон.

— Колюжный?! — злорадно воскликнул гражданский, рассматривая паспорт. — Ну, ты попал! Срок тебе корячится!

Тот попытался встать, но боец придавил горло автоматным стволом, как дубиной, и сел верхом. Вячеслав из последних сил сдерживал бульдозерный отцовский нрав и выругался по-английски, однако бородавчатый кое-что понял.

— В какую задницу? А ну, повтори по-русски!

— Пошёл ты в драную задницу! — прохрипел Колюжный.

— Все слышали? — победно спросил тот. — Оказал сопротивление! Обмундирование порвал! И оскорбление!

На бойце, которого он волок за собой, разгрузка болталась, как детская распашонка.

— Как вы грязно ругаетесь! — вдруг возмутилась Сашенька, невзирая на то, что сама лежала лицом в землю. — А создаёте впечатление интеллигентного и воспитанного человека!

— Английская школа! — торжествующе позлорадствовал бородавчатый и пнул Колюжного. — Может, тебе ещё права зачитать?

— Завтра тебе самому зачитают, — огрызнулся Вячеслав.

И внезапным рывком сбросив с себя грузного бойца, попытался достать ногами бородавчатого — тот отскочил.

— Этих грузите! Где ещё один?

В микроавтобусе наручников не сняли даже с Сашеньки — закрыли, как преступников, в зарешечённой клетке. Омоновцы убежали ловить младшего Галицына, а с задержанными остался гражданский.

— Ну что, чёрные копатели? — всё ещё злорадствовал он, и крупная, свисающая родинка в междуглазье подпрыгивала. — Мародёрством промышляете? Приехали могилы рыть?

Задирать и пикироваться с ним не имело смысла, поэтому Колюжный угомонился, зато Бурнашов воспрял.

— Ты, урод, наручники с женщины сними!

— Ничего, браслеты ей идут! — ухмыльнулся бородавчатый. — А за оскорбления при исполнении ответишь! Где находится Рассохин?

Кирилл Петрович покосился на жену.

— Я бы тебе сказал где! Но сам догадайся!

— Ладно, — быстро согласился тот и выдернул из кармана рацию. — Бросьте пацана! Джип его заберём — сам явится. У него документы в машине! Собирайте шмотьё и поехали!

Омоновцы будто и ждали этого приказа: быстро содрали палатки, засунули в прицеп, микроавтобус развернулся и затрясся по разрушенной бетонке. За ним потянулся джип с прицепом, где было нераспакованное оборудование для экспедиции.

На аэродроме остался один геликоптер, сквозь лобовое стекло которого белело лицо невозмутимого пилота.

Их привезли в поселковое отделение — старое, барачного типа двухэтажное здание, с такими же мятыми, в затасканной форме милиционерами, которые стояли безучастно и взирали на москвичей как на диковинных зверей. И сразу стало ясно, что задерживали вышестоящие сотрудники, специально присланные в Усть-Карагач. Они же свели в полуподвал, напоминающий маленькую тюрьму: железный пол, могучие решётки, стальные двери: вероятно, в пору расцвета золотой лихорадки тут был районный изолятор, сейчас пустой и мрачный. Одна камера оказалась распахнутой настежь и доверху забитой колотыми дровами, другая — действующей, просторной, эдак человек на двадцать. Боец отомкнул её, завёл арестованных и только тогда через кормушку снял наручники. Да ещё, уходя, выключил и так тусклый свет, а окна в помещении с нарами не было.

— Какое страшное место, — пролепетал в темноте дрожащий голосок Сашеньки. — Что с нами будет, Кирилл? Что нам делать?!

— Для начала попоём каторжанские песни, — тот присутствия духа не терял. — Кто слова знает?

— Они ищут Рассохина, — определил Вячеслав. — Значит, участковый их с Галицыным не нашёл?

— Менты боятся на Гнилую ездить. Может, и не искали. Думаю так: с полковником возникли проблемы, попал в бабье царство бывших проституток. Стас пошёл выручать и сам вляпался. Бабы там мужиков в клетках содержат, как зверей. А некоторых распинают на жердях по сибирскому обычаю.

— Почему ты говоришь такие пошлости? — строго спросила Сашенька. — Прекрати немедленно!

— Отчего же пошлости? — возмутился Сатир. — Ты же сама слышала! Ясашный на аэродроме говорил...

Во мраке возникло некое движение, но на сей раз не пощёчина: жена попросту заткнула рот мужу.

— Вячеслав, вам есть кому позвонить? — вдруг спросила она. — У меня телефон есть.

— Не отняли? — пробубнил Бурнашов. — Ах ты, моя прелесть! Но как тебе удалось?

— Я спрятала...

— Куда?!

— Не скажу! — Сашенька ткнула телефоном в руку. — Звоните, Вячеслав. Может, нас спасут.

Обращаться к Бульдозеру за помощью не имело смысла: и слушать не станет, скажет, мол, я предупредил тебя и теперь выворачивайся, как хочешь. Он всю жизнь мечтал выпестовать сына по своему образу и подобию, но воспитывала мать, ибо отец всегда был занят, да и сам Вячеслав, восхищаясь его характером, страстно хотел быть непохожим и часто из принципа поступал наоборот. Он никогда не грубил, не ругался матом, в сложных ситуациях искал компромисс, хотя отлично понимал, что при определённых условиях, когда достанут, вынудят, перекроют кислород, может легко превратиться в бульдозер.

На сей раз Колюжный даже матери ничего не стал говорить, позвонил и только дежурно спросил о её здоровье и здоровье населения живого уголка. Она сразу угадала, что Вячеслав где-то далеко, принялась выпытывать и почти угадала.

— Скажи честно, ты не на тихой ли речке в Сибири? Не с этой ли человекообразной тигрицей?

Он покосился на Сашеньку и сказал:

— Женского пола близко нет. А что, понравилась тебе Евдокия?

— Ты же знаешь моё отношение, — уклонилась она от прямого ответа. — Право выбора за тобой. Ты почему опять поссорился с отцом?

Она не захотела слушать аргументы, что ссоры не было — просто разошлись во взглядах. И принялась мирить, долго и нудно повторяя много раз сказанные слова о бережном отношении к родителям. В зоопарке мама освоила ещё несколько специальностей — приручала диких животных и готовила молодняк для продажи в цирки, говорила, что даже тигров укрощала и сводила с нелюбимыми тигрицами, чтоб зачали потомство в неволе. Только вот сына никак женить не могла. Но зато всякий раз устраняла барьеры между отцом и сыном: когда тот подрался с негром и месяц отсидел в английской тюрьме, когда транжирил отцовские капиталы на учёных, изобретающих вечный двигатель, и даже когда из патриотических соображений финансировал на выборах кандидата, который оказался соперником родителя. Ну, кто бы знал? Симпатичный мужик — и говорил правильные вещи.