Евгения Грановская - Иероглиф смерти

Маша спросила, отдал ли кто-нибудь криминалистам на анализ волосы, которые она завезла в офис с вечера. Старик ответил ей, что лично распорядился передать волосы в лабораторию, более того – попросил экспертов поторопиться с заключением.

Получив столь утешительные сведения, Мария отключила телефон, рухнула головой на подушку и проспала еще полтора часа.

Когда она появилась наконец в офисе, Стас и Толя пили кофе, просматривая сводку происшествий.

Волохов был мрачен и неразговорчив и вообще – выглядел немного пришибленным и каким-то растерянным. Мария списала это на усталость после ночного дежурства. Поздоровавшись с Машей, Стас поднялся с кресла, подошел к Корсаку и сказал:

– Выйдем-ка в коридор, приятель. Надо кое-что обсудить.

– Данилов! – сурово окликнула его Маша.

– Не волнуйся, мы на пять сек.

Стас буквально вытолкнул Корсака в коридор. Закрыл за собой дверь, повернулся к журналисту и сказал, глядя ему в глаза:

– Маруся мне как сестра, приятель. И она – лучшая . Ты понял?

– Понял, – ответил Глеб.

Данилов смерил его прохладным взглядом и сухо произнес:

– Причинишь ей боль или даже простое неудобство – будешь иметь дело со мной. Я отчетливо выражаюсь?

– Вполне.

– Вот так.

Стас пригладил ладонью лацкан плаща Глеба, открыл дверь и впустил журналиста в кабинет. Подмигнул Маше и лучезарно улыбнулся:

– Вот и все, а ты боялась.

– Поговорили?

– Да. Ты была права, он хороший парень. И собой пригож, и пиджак отличный. Я считаю: надо брать.

Маша засмеялась.

– Балбес ты, Данилов! Глеб, останешься попить кофе?

Корсак сунул в губы сигарету и покачал головой:

– Нет. Мне пора в редакцию.

– Спешишь тиснуть статейку про наши горестные дела? – язвительно осведомился Стас. – Надеюсь, она не появится в завтрашнем номере вашей бульварной газетенки?

– Можете в этом не сомневаться, капитан. – Глеб посмотрел на Машу. – Статья будет опубликована лишь тогда, когда Мария Александровна даст добро.

– Ну, тогда я спокоен. Бывайте, Глеб Олегович, и не забывайте нам звонить. А то мы без вашего внимания совсем тут зачахнем.

Глеб пропустил язвительные слова Данилова мимо ушей, вежливо со всеми распрощался, взял выписанный Машей пропуск и покинул кабинет – спокойный, задумчивый, отстраненный и слегка рассеянный, как это подобает писателям. По крайней мере, Стас Данилов думал, что подобает.

– Странный тип, – сказал Стас, когда журналист ушел. – Не могу понять – гад он или хороший человек.

Маша повесила плащ на вешалку и с улыбкой уточнила:

– А для тебя весь мир делится на гадов и хороших людей?

– А для тебя разве нет? – удивился Данилов. – Человек либо мерзавец, либо молодец. Третьего не дано. Конечно, если судить человека по гамбургскому счету. Кстати, Старик велел тебе и Волохову разобраться с бумагами. Требует отчетов, подробных и красивых, и чем быстрее, тем лучше.

– Требует – дадим, – сказала Маша.

Она пошла готовить себе кофе. Данилов постоял среди кабинета, посмотрел, как Мария колдует над кофеваркой, сдвинул брови и сказал:

– Значит, ты провела у этого типа ночь. Только не отпирайся.

– Я и не отпираюсь, – пожала плечами Маша. – Я была у него, но спали мы раздельно.

Стас и Толя переглянулись.

– От оно как, – усмехнулся Данилов. – Наш борзописец – благородный человек и решил стать тебе другом и надежным боевым товарищем. Понимаю, сам использовал такую тактику, и она часто срабатывает, особенно по отношению к зрелым, повернутым на своих проблемах дамочкам. Но на кой черт ты-то к нему суешься? Не видишь, что ли, что он тебе не пара?

– Это почему же?

– По кочану. Поверь мне, этот хлыщ меняет женщин как перчатки. А потом выбрасывает их на помойку жизни с разбитыми сердцами. Ты, Любимова, хочешь оказаться на помойке?

– Я уже там, – сказала Маша. Она налила в чашку кипяток и потянулась за вазочкой с сахаром. – Ох, Данилов, любишь же ты совать нос в чужие дела. Нравится он мне, ясно?

– Да уж куда яснее. Женщины любят писателей, даже когда эти писатели не написали в своей жизни ничего, кроме десятка паршивых статеек да одной-единственной книжки, воспевающей подвиги маньяков.

Маша бросила в чашку пару ложек сахара и сказала, помешивая его:

– Данилов, хватит рычать. Тебе это не идет.

Некоторое время Стас молчал. Затем кивнул и сказал:

– Ты права. Если человек твердо решил испортить себе жизнь, никто ему в этом не может помешать. Ладно, ребятки, побегу-ка я в Эс Ка [5]. Следователь Пожидаев оченно сильно хочет со мной переговорить.

– По поводу дела о поджигателях машин?

– Угу. А насчет моих слов, Любимова, ты все же подумай.

С этим напутствием Данилов и удалился. А Маша и Волохов засели за отчеты.

Толя все время был молчалив, но во время одного из перерывов, когда Маша готовила бутерброды для себя и для него, не выдержал и сказал:

– Марусь, ночью кое-что случилось.

– Что? – не расслышала Любимова, умещая на ломтиках хлеба куски ветчины.

– Я говорю: ночью кое-что случилось.

Закончив сооружение бутербродов и засунув их в микроволновку, Маша повернулась к Волохову:

– Ну?

– Обещай, что никому ничего не расскажешь. Особенно Старику и Стасу.

Маша внимательно посмотрела на Толю.

– Обещаю.

Волохов отвел взгляд, помолчал немного, собираясь с духом, а потом сказал:

– Ночью, во время наблюдения за особняком Логиновых, я немного задремал. А когда проснулся, увидел на стекле надпись.

– Какую?

Толя взял листок бумаги и ручку и намалевал две буквы – «t» и «i».

Маша взглянула на буквы, и лицо ее слегка порозовело от волнения.

– Третий слог?

– Похоже на то, – кивнул Толя.

Мария вспомнила видение, посетившее ее под действием оксикодона, – призрачную девушку, кукольное лицо – и тряхнула головой, прогоняя неприятное воспоминание.

– Значит, убийца приходил за Аленой, – взволнованно произнесла она.

– Может быть. А может, охранники Логинова подшутили. Я не знаю, Маш.

Мария озабоченно нахмурилась:

– Ты никому об этом не говорил?

Волохов покачал головой:

– Нет. Старик дал мне отгул, но я отказался. Душа не на месте, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Мария. Она немного поразмыслила, после чего добавила: – Нужно сказать, чтобы Алену продолжали охранять.

– Сказать-то мы скажем, – с сомнением прогудел Волохов. – Но если мы не закроем убийцу в ближайшее время, он все равно до нее доберется. Девчонка не может вечно сидеть под домашним арестом. Тем более с таким папочкой. Ты говорила, что у таксидермиста есть алиби?

– Есть.

– Но алиби можно просто состряпать.

– Верно, – согласилась Маша. – Поэтому я и попросила Глеба проверить алиби Багирова.