Айван Зорн - Гнев [litres]

Долорес символически положила на тарелку две ложки икры. Она почти не ела, только пила чай, негромко переговариваясь с мэром. Мэр ел много, накидывая себе на тарелку всего и сразу, ворочая приборами, как клешнями, роняя и подбирая куски еды, дожевывая вместе со словами, по его мясистому подбородку стекал желтый горчичный соус. Гая замутило, и он отвернулся.

Разговоры за столом шли, разумеется, о предстоящих гонках. Гости делали ставки, Базиль с готовностью записывал цифры мелом на черной грифельной доске у камина. Тамерлан хвалился тем, как он усовершенствовал «Вервульф» – свой черный дирижабль. Он вложил в него уже изрядно денег, даже Долорес последний раз была недовольна. Гости кивали.

Балканский дипломат был не в духе. Понизив голос, его отчитывала жена – уже минут двадцать, прерываясь только, чтобы сделать глубокий вдох и начать с новой силой. Накануне он проиграл в карты бак топлива корейскому бизнесмену, приплывшему на прием в Тарот на яхте. Бак вмещал тринадцать тонн горючего, полностью заполненного, его хватало, чтобы пересечь Атлантику и, учитывая текущие цены, соглашаться на такую ставку было крайне лекомысленно.

К Гаю подошел двухметрового роста детина, спортивный, с белозубой улыбкой, спросил бесцеремонно:

– Ну, как дела, мальчики-девочки?

– Хуже, чем было, но ведь лучше, чем будет, – меланхолично заметил Гай.

Детина расхохотался, как над очень удачной шуткой, подмигнул Амико, похлопал Гая по плечу и пошел дальше.

– Кто это? – спросила Амико.

– Агент ЦРУ.

– Откуда ты знаешь?

– Да все знают, он очень одинок и хочет хоть с кем-нибудь подружиться.

Гай смотрел на Амико. Амико пила кофе и смотрела в окно, так, как будто они познакомились пять минут назад.

Внезапно в шуме голосов Долорес обратилась к Гаю:

– А ты? Возьмешь «Марию Шотландскую», как обычно?

Гай нахмурился, мотнул головой отрицательно. Но вдруг одна мысль показалась ему интересной. Обернувшись к Амико, он громко спросил:

– Погоняешь со мной?

Долорес рассмеялась:

– Но имей в виду, красавица, он никогда не приходит первым. Первый у нас – Тамерлан.

Амико улыбнулась Долорес одной из самых своих очаровательных улыбок и ответила Гаю:

– С удовольствием.

А потом обратилась к Долорес:

– Но я бы взяла, с вашего позволения, другой корабль. Вот хотя бы «Ихтиос».

Долорес смотрела на Амико – долго, так долго, что стало вдруг очень тихо. И едва заметно кивнула. Ответить отказом гостю в Тароте было нельзя.

В полной тишине Базиль проскрипел мелом по доске: «Ихтиос», капитан Гай, экипаж…» – тут он замер на секунду с занесенным над доской мелом в руке: никогда в Тароте не было женщины в экипаже. Потом решительно и криво вывел: «…иностранец, японец Амико Фуджихара». И обернулся к гостям:

– А теперь прошу вас, господа, расскажите о себе, представьте команду!

Тамерлан сидел в середине стола, развалившись в кресле. Когда очередь дошла до него, он, не вставая, почесал коленку и громко сказал:

– Я рано начал гонять. К двадцати годам выиграл уже три гонки, с тех пор всегда приходил первым. Сейчас я пишу книгу «Как быть первым».

Гай истерически затрясся и застонал так громко, что Амико на секунду поверила: что-то случилось. Но через стон он завопил:

– О, как я горжусь, что я твой брат! – а потом расхохотался.

Тамерлан поморщился:

– Гай, пожалуйста, держи себя в руках.

Долорес промолчала.

– Я загадал, – говорил он Амико, на секунду притормозив, чтобы откупорить бутылку шампанского, по дороге к стартовой площадке, – если мы придем первыми – то и с книгой все получится.

Они шли по темной части парка, мимо кладбищенской полуразрушенной стены, увитой черным плющом.

– Мне обычно везет, – пожала плечами Амико.

– Ну, а мне обычно не везет. Посмотрим, что окажется сильнее: моя неудачливость или твое везение. «Ихтиос» никогда не участвовал в гонках, это личный прогулочный дирижабль Долорес.

Амико подняла бокал:

– На здоровье!

– У нас так не говорят, – покачал Гай головой. – У нас вообще ничего не говорят, просто пьют.

И они выпили. Гай налил снова.

– Откуда ты вообще узнала про «Ихтиос»?

– А я и не знала до вчерашнего вечера. А вчера я нашла в столе в своей комнате вот это – и она протянула ему тетрадку, открыв посередине. Там была вклеена пожелтевшая вырезка из печатной газеты «Таротский рабочий». – Это твой дневник, да?

Гай потянулся за тетрадью, но Амико вдруг помахала ею, приманивая, а затем отпрыгнула в сторону и со скоростью кошки взобралась на полуразрушенный фрагмент кладбищенской стены. Удобно уселась, свесив ноги, посмотрела на рассерженного Гая, раскрыла тетрадь и принялась читать вслух:

– Гонки дирижаблей – ежегодное традиционное таротское развлечение. Сотню лет назад это был жестокий и дикий спорт: с его помощью местные кланы изящно и не очень избавлялись от соперников. Дирижабли иной раз шли на лобовые столкновения, и победитель мог быть только один. Но бывало, что и ни одного. Сразу после гонок происходили передел власти и политические замены убывших сородичей.

Первое, что сделала Долорес, возглавив Совет, – полностью пересмотрела законы, которые регулировали гонки. Она сказала знаменитую фразу: «Латать дыры больше нельзя, нужно перекроить все одеяло!» Если раньше никто не расследовал темные истории с техническими неполадками при падении дирижабля и гибели экипажа, то в какой-то момент таротский суд провел подряд два громких процесса, и на слушаниях разрешили присутствовать журналистам. В результате решения суда (а по мнению нашего источника, по прямому указанию Долорес Сентаво) несколько министров были вынуждены уйти в отставку, пятеро высокопоставленных чиновников отправились в изгнание вместе с семьями и лишились всего имущества.

Лодки перед стартом теперь проходят полный техосмотр, на котором госпожа Сентаво присутствует лично. Она, при полной поддержке Совета, упразднила закон, по которому победитель гонок автоматически принимался в состав Парламента. Наш источник также выразил надежду, что Тарот ждут новые реформы и обновление».

Амико посмотрела вниз на Гая:

– Так не интересно. Почему ты не лезешь за мной наверх? У меня же твой дневник, который, насколько я поняла, ты из тщеславия вел по-английски.

– Не из тщеславия, – Гай сидел на обочине тропы. Он злился, но виду не подавал. – Не из тщеславия. Тамерлан не знает английский.

– Какое упущение! – удивилась Амико. – Как же так?

– Он считает, что английский слишком распространился и с этим нужно бороться. Что там дальше? Я уже не помню.