Айван Зорн - Гнев [litres]

Сегодня в городе появились афиши, которые приглашали на грядущий День мертвых. Огромный печатный баннер висел прямо напротив отеля. И пока Зорн ждал Мэй, он рассмотрел его во всех подробностях. На баннере были изображены красочные картины народных гуляний, напомнившие Зорну Босха и Версаче одновременно: тонко выписанные миниатюры, желто-коричневый, богатый красный, охра и золото на черном фоне. Но стоило присмотреться, и зритель начинал замечать подробности. Вот два скелета танцуют со старушкой у свежераскопанной могилы. Чуть дальше – маленькие уродливые человечки идут через лес с хрустальным гробом на плечах. С горы бешено несется тройка лошадей, а сани битком набиты седоками, которые как будто радостно смеются, но рты их разрезаны от одного уха до другого – и они все мертвы, свалены в кучу на санях. И таких историй по всему полотну было несчесть. Таротцы называли эти картинки «палех».

Зорн с трудом оторвал взгляд от картин и прочел текст внизу на баннере, сообщавший, что праздник начнется 13 января, в девять вечера. Всех звали на площадь Макиавелли, где обещали бесплатную еду, водку и зрелища. В конце рекламный слоган: «А вы повидались со своими мертвецами?»

Этим утром им с Мэй тоже доставили приглашение, его вручил портье на ресепшене. Конверт из черной бумаги, и на нем – их имена. Зорн вскрыл конверт и вытащил квадратную карточку с текстом:

Дорогие друзья!

С целью отпраздновать мое возвращение и новоселье, а также дабы отметить достойно День мертвых, приглашаю вас 13 января в 19:00 в усадьбу Степное.

Дресс-код: маскарадный костюм.

Карл Найтмер

Зорн не знал, что обо всем этом думать. Но развязка была близка.

Они вышли на улицу и сели в такси. Адрес клиники для них по-таротски написал быстрым, небрежным почерком портье, и сейчас Мэй, презиравшая бардак и неточности, с отвращением вертела бумажку в руках. Протянула адрес шоферу, спросила сухо:

– Долго ехать?

Тот долго расправлял бумажку в руках, всматривался в текст, потом перевернул листок вверх ногами и снова стал всматриваться.

– Вы читать не умеете? – Зорн забрал у него бумажку. – Нам нужно в клинику, там, где въезд в Безымянный лес.

Таксист кивнул, завел машину.

Мэй скрестив руки на груди, сидела с отсутствующим видом. Потом спросила:

– Ты не задумывался, почему все перевозчики – женщины?

– Я не так много их встречал вообще-то. И что?

– Есть такое понятие – «высокотехнологичная ведьма».

Зорн хмыкнул без тени понимания:

– Ведьма это что-то про угрюмых женщин, которые едят детей?

Мэй поморщилась.

– Ведьма – женщина, которая в старые времена имела смелость интересоваться, как устроен мир.

– Что-то типа аналитика?

– Ха, что такое аналитик? Человек, который научился складывать, вычитать, проценты там, функции. Неет. Ведьма видит систему в разрозненных данных. Так вот, оценщик – та же ведьма, которая оценивает вероятности, просто теперь она делает это на основе трендов и биг даты.

– Нам бы сейчас не помешал оценщик, – пробормотал Зорн. – Черт знает зачем мы туда едем, и что нас там ждет.

Мэй пожала плечами:

– Много тебе тогда помог твой оценщик? У них свои цели.

– Возможно, он помогал не мне, а ей – задумчиво сказал Зорн и приоткрыл окно. Дул ветер, хлопья снега летели в лицо, таяли и текли каплями снежных слез.

– И он помог, – покачала головой Мэй, наблюдая, как водитель истерчно подрезал впереди едущую машину. – Все как с ума сошли. Не глядя в окно, можно предсказать полнолуние.

– Это что, цитата из Лиги справедливости?

– Ну а что, подходит же ситуации, – пожала плечами Мэй.

Они вышли у самой кромки леса, вдали за деревьями маячила усадьба. Снегопад усиливался, все плотнее накрывая ржавую прошлогоднюю листву.

Издалека нарастал шум: лай собак и крики погони. Среди деревьев замелькала кавалькада тех самых охотников: люди в черных шляпах, зеленых и серых пиджаках с меховыми воротниками, мастер охоты в красном сюртуке, блестящие от пота гладкие, ухоженные лошади.

– Аристократы, – прокомментировала Мэй. – Испытывают потребность в сохранении древних развлечений.

Зорн остановился и растерянно смотрел, как прямо на него бежит лиса: черная шкурка, пронзительный взгляд, заметив Зорна, замерла на мгновенье и, развернувшись, петлей метнулась в сторону. Следом меж деревьев появились собаки, остервенело залились лаем на Зорна. Мэй они как будто не видели, направив на него весь свой запал. К ним спешил погонщик, что-то кричал, было не разобрать. И в эту минуту послышался другой крик, злой и неуверенный. Лошадь одного из охотников понесла, всадник летел на погонщика, который шел к Зорну и не видел опасности за спиной. Зорн замахал руками, но погонщик, молодой парень, только пожал плечами. Всадник пытался усмирить лошадь. Но в нее будто вселился бес: она сбила погонщика на всем ходу – он успел только обернуться, увидеть обезумевшую морду прямо перед своим лицом и получить удар передними копытами в грудь. Всадник пронесся вперед еще метров двадцать, после чего, наконец, лошадь вдруг встала, как вкопанная.

Погонщик лежал без движения, вокруг на снегу была разбрызгана кровь. Охотники внезапно оказались совсем рядом, подходили медленно и тихо к бездвижному телу. Никто не кричал, не бежал на помощь, не было суеты и страха, даже тени сочувствия. Зорн поспешил убраться из этого сжимающегося кольца, но, даже отойдя в сторону, все не мог оторвать взгляда от происходящего.

Мэй тронула его за плечо:

– Идем, Зорн, это все не наше дело.

Остаток пути до больницы провели молча.

Они подошли к центральному входу – большим кованым воротам. Вокруг усадьбы шла живая изгородь с человеческий рост и стояли высокие сосны. На воротах красовалась табличка:

ГПБ им. св. вмч. М. Калашникова.

И чуть ниже:

Добро пожаловать в Городскую психиатрическую больницу имени святого великомученика Мишеля Калашникова.

Они позвонили. К ним вышел аккуратный привратник в серой униформе, с большой окладистой бородой. Молча выслушал, покачал головой: не родственников не велено пускать.

– Мы по очень важному делу, из Нью-Йорка! – сказала Мэй и достала несколько купюр, на которые привратник без интереса помотал головой:

– Не велено, не велено.

– А можно передать записку? – поинтересовалась она. Привратник моргнул. Мэй достала листок брендованной бумаги из отеля, написала (Зорн смотрел через плечо):

Уважаемый господин Сентаво! Могли бы вы уделить пять минут своего времени для приватной беседы? У меня есть информация, касательно вашего прошлого, которая определенно вас заинтересует.

Привратник тоже внимательно смотрел, как она пишет, но Мэй писала на английском. Закончив, она сложила записку и отдала привратнику вместе с деньгами.