Айван Зорн - Гнев [litres]

Мэй одевалась, они собирались на ужин в ресторан «Монеточка». Рекламный буклет сообщал, что их ждет новорусская кухня фьюжн. Названия блюд погрузили Зорна в легкую меланхолию едва узнаваемых теней из детства: «Медвежий угол» (телятина на углях, запеченная с укропом), «Утро Есенина» (глазунья из двух яиц и штоф водки), «Ф.М. Пляж» (картошечка в мундире в сливочном масле со шкварками и укропной посыпкой), «Сны Анны Павловны Шерер» (там было что-то вроде мусса из сельди на подушке из укропа), «Смех В. В. Набокова» (лобстер целиком, блюдо на двоих, заказывать заранее).

Зорн оторвался от буклета, заметив краем глаза выходящую из ванной комнаты Мэй: она опять нарядилась до крайности. На ней было узкое короткое платье из золотой парчи с открытыми плечами. Сверкая под светом люстры в номере, она манила, как конфета, завернутая в золотую обертку. Новый стиль Мэй напоминал ему Еву – с ее привязанностью к варварским старым тканям: бархату, парче, меху. И Зорн в очередной раз удивился, что Мэй умеет так ловко мимикрировать под среду: не самый очевидный талант для финансового аналитика.

С началом сумерек они вышли из отеля. На улицах было безлюдно, и с каждой минутой становилось все темнее. Вспоминая про вчерашних крыс, Зорн всматривался в подворотни. Консьерж сказал им, что крысы не выбираются за пределы старого города, но доверия у Зорна особо не было. Постепенно зажигались фонари. Им встретился отряд крысоловов с нашивками на рукавах: желтая крыса в перечеркнутом черном круге щерилась двумя передними резцами – подслеповато и ожесточенно.

Началась промзона, покрытые грязью краснокирпичные дома с порушенными портиками, темные окна, с выбитыми стеклами, кое-где на заборе кружевом висела колючая проволока, на балконах – рваная паутина строительной сетки. Зорн воспросительно посмотрел на Мэй. Она сверилась с картой и пожала плечами:

– Это должно быть где-то рядом.

За спиной послышались шаги и смех. Их обогнала компания охотников: четверо молодых мужчин и рыжеволосая девица. Она что-то рассказывала хриплым резким голосом, и все они громко смеялись – если только этот жесткий ледяной хохот можно было назвать смехом. Они свернули в метрах ста перед Зорном и Мэй и вошли как будто прямо в стену. Но когда Зорн и Мэй добрались до того же места, то оказались перед открытыми воротами автомастерской. Внутри повсюду лежали разобранные части машин, царил бардак. Двое рабочих чем-то громыхали в глубине и тихо переговаривались.

Мэй уверенно направилась внутрь и, пройдя мастерскую насквозь, они вышли к лифту, возле которого сидел лысый крупный мужик в костюме. Он чуть кивнул Мэй и Зорну и вызвал лифт. Кабина открылась, администратор жестом пригласил их внутрь, нажал сам кнопку этажа и добавил: вас там встретят.

Из лифта Зорн и Мэй попали в начало длинного скудно освещенного коридора, противоположный конец которого терялся в темноте. Перед ними появилась хостес, равнодушно улыбнулась накрашенным ртом, попросила следовать за ней. Они миновали зал с роялем, здесь пела томная дива с черными гладкими волосами. Потом зал, где играли в карты. И им опять повстречались охотники: они стояли за спинами игроков и сосредоточенно наблюдали за игрой. И, наконец, пришли в маленький круглый зал, с десятком стоявших на отдалении столиков. Здесь было чуть больше света, и Зорн и Мэй в ожидании, пока их посадят за столик, расположились в баре. Зорн стал рассматривать посетителей. На другом конце бара спиной к ним сидела девушка, и он почувствовал в ее осанке что-то знакомое, но отсюда не мог увидеть ее лица.

Вернулась хостесс проводить их за столик, они прошли совсем рядом с незнакомкой. И Зорн понял, что не ошибся: это была та самая японка, с которой встречалась Ева унылой ноябрьской ночью в Стокгольме незадолго до своей смерти. Та, кому Ева отдала книгу.

И тогда Зорн рассказал Мэй все, что случилось: про книгу, про Еву и ее смерть, и про то, что девушка с черными волосами, сидящая неподалеку от них, – из службы безопасности Сэ.

Мэй молчала – чертила пальцем прямые линии по столу и молчала. Наконец, она произнесла:

– Надо проследить за ней.

Вскоре после того японка расплатилась и вышла. Зорн отправился следом за ней. На улице девушка села в такси – Зорн тоже взял свободную машину у ресторана. Какое-то время они петляли по улицам, потом выехали на проспект и вскоре добрались до леса. Здесь машина встала, девушка вышла и направилась вглубь леса по узкой, освещенной редкими фонарями дорожке. Зорн держался на расстоянии, но не отставал.

Минут через десять быстрой ходьбы, после очередного поворота, он чуть не выдал себя: дорожка заканчивалась калиткой, и Амико стояла прямо перед ней. Калитка открылась, и она вошла внутрь. Сквозь прутья ограды и поверх живой изгороди вдали темным силуэтом виднелась усадьба. В паре вытянутых окон, узких, как бойницы, горел свет.

Чуть погодя, Зорн подошел к калитке и нажал звонок:

– Простите, я немного заблудился, не подскажете, где я?

Ему ответили не слишком дружелюбно, но исчерпывающе:

– Это психиатрическая клиника, в Безымянном лесу. Если встанете спиной к калитке и пойдете вперед, окажетесь на опушке, а там по шоссе и до города доберетесь.

– Медицинские диагнозы и данные платежных карт – по статистике, самая похищаемая информация в мире. Многое говорит о людях, да? Об их природе.

Небо над Таротом светлело на глазах. Зорн пил кофе, глядя в огромное окно их номера в отеле. Он вернулся глубокой ночью и, рассказав Мэй, куда его привела Амико, немедленно уснул.

Сейчас было восемь утра, а Мэй проверяла почту:

– Я повесила объявление в даркнете и через полчаса получила предложение. Всего две тысячи долларов – и вуаля.

Зорн посмотрел через ее плечо: на экране телефона загружался список пациентов и данные медицинских карт, Мэй быстро пролистывала.

– Японка привела нас прямо к нему. Вот. – Она кликнула ссылку и открыла карту Тамерлана. – Тамерлан Сентаво, 31 год, состояние стабильное, основной диагноз: мнемофобия, – прочитала Мэй вслух. – Мнемофобия… что это за… так, минуту, ага… патологическая боязнь воспоминаний, отягченная дереализацией. Иначе говоря, потеря памяти, которая сопровождается ощущением нереальности происходящего. Мда.

Она повернулась к нему:

– Зорн, похоже, наши поиски не увенчаются успехом, мы ищем того, кто блуждает один в темном лесу.

Зорн проснулся от того, что Мэй переключала каналы таротского телевизора, где в новостях обсуждали только снег.

В ожидании снега Мэй присмотрела в бутике в лобби отеля маленькую белую меховую курточку. На ней была оливкового цвета кожаная юбка, белый вязаный свитер и сапоги до колен цвета кофе с молоком. Ее платиновые волосы почти сливались с мехом. Она любовалась своим отражением в огромном зеркале магазина и выглядела очень довольной.